и пасторальная симфония. Современные звучности становятся нынешней музыкой, как музыка начала была началом музыки.

Пятна, цвета, формы: абстрактная живопись. Абстрактная потому, что ничего не изображает? Вот эта лужица, эта странная форма, эта зона бесформенной пыли – абстрактны? Эта картина абстрактна, потому что ничего не изображает? Нет, она изображает то, что ты хочешь, то, что тебе хотелось бы в ней увидеть: ночь, катаклизм, которые если и существовали когда-либо, то только сами в себе, и которые я переношу воображением в жизнь.

Абстрактны ли потеки влаги на стенах, трещины на потолке? Абстрактны ли, раз ничего не изображают, грязная бумага, траченая ветхостью доска? Нет. Все они изображают то, что ты хочешь, что ты желаешь в них увидеть. Все зависит от прыти воображения.

Отправляясь от стены, доски, потолка, мы можем мало-помалу пробраться к камню или дереву: сей утес мог бы быть человеком, этот ключ – рыбой. Эта стена – пейзаж, а этот чурбан мог бы быть спящим львом.

Каждая вещь способна вызвать в памяти множество других – в зависимости от того, как на нее посмотреть. Каждый образ есть изображение бесконечности образов. Камень столь же богат и поэтически многообразен, как самый чистый шедевр. Важен способ смотреть на вещи: созерцание становится не менее трудным, чем созидание, поскольку зритель – это также и художник. В этих пределах все без исключения является произведением искусства, все абстрактно, все конкретно и может быть шедевром, качество которого зависит от того, кто смотрит, от того, чем он является. Видишь лишь соразмерно тому, чем являешься, соразмерно своему способу быть. Тот, кто хочет все видеть, не может преуспеть, если сам не достоин того своим способом быть; но осторожнее, не будем заноситься слишком высоко с достоинствами своего способа быть, поостережемся излишеств мысли, ибо кто знает, не имеет ли искусство предела, по ту сторону которого дух способен обойтись в одиночку, без слов, музыки или формы, достичь искусства духа, чьей темой оказывается дух? Этот исход духа – чудо насыщенного эмоциями мгновения.

Знать, что месье Дюпон живет в доме 25 по улице Шеваль-блан, знать, как называется столица Бразилии, знать, какая форма оказывает меньше всего сопротивления воздуху, знать, сколько световых лет отделяет землю от утренней звезды, знать систему пирамид Леонардо да Винчи… не знать об этом сегодня, узнать завтра… не знать в какой-то момент, с какой скоростью перемещается Земля, через мгновение знать об этом: меняет ли это хоть что-то во вселенной или в тебе самом? Не просто ли это очередная цифирь у нас в голове, просто номер, просто представление добавляется к нашей эрудиции?

Что это за завоевания духа, переходящие на его поле? Что это за порождения духа, которыми он так гордится и которые называются «идеями»? Что делает дух с этими идеями, когда копит их, как драгоценные камни? Беден дух, если мнит себя «духовным», поскольку он порождает дух и копит мысль.

Мыслить – это ничто. Мысль – это ничто. Мысли, копящиеся друг за другом, – не что иное, как тень, которая покрывает мысль своей тайной…

Дух – это ничто. Дух, размышляющий о духе, – не что иное, как тень, которая покрывает дух своей тайной и наделяет души поэзией… Мысль – не что иное, как задняя душа мысли (не позади мысли и не перед нею, поскольку мысль вне пространства и не имеет ни лицевой стороны, ни изнанки). Душа духа. И встретить душу – чудо насыщенного эмоциями мгновения.

Чудо – ускользающее от законов природы явление? Отнюдь. Что такое законы природы?

Но:

Чудо – эта встреча с душой духа,

Чудо – эта встреча со способом быть,

Чудо эти законы природы или ее беззаконие,

Чудо вселенной, подобной всему и ничему, когда они нас задевают,

Чудо всего, что зависит от меня,

Чудо меня самого, формы, которую принимает моя душа при встрече с теми или иными вещами,

Чудо быть для того, кто открыл, что он есть.

Удивляться своему бытию: осознавать чудо бытия; удивляться, что мог не быть: осознавать чудо перехода от небытия к бытию; удивляться, что ты из тех, кого еще не было: чудо небытия.

Здесь душа уже не более тела, ибо душою облечены неодушевленные предметы: природное и инородное, сверхъестественное, мир и надмирное, бытие и небытие, люд и безлюдье, бесконечные пространства или внутренние грезы, пробуждение духа или вечные ночи – чудо есть все, даже ничто.

На этой горе малым мне кажется тот, кто по-прежнему мнит, что еще можно творить чудеса.

Свод Сикстинской капеллы или песнопения «Парсифаля» в равной степени чудесны для слепого, к кому возвращается зрение, и тот, к кому возвращается зрение, равен тому, кто его не терял.

Всему достает поэтического богатства, все может стать темой чуда, и оно зависит только от самого себя. Так обстоит дело и для того, кто не видит ничего чудесного ни в Сикстинской капелле, ни в «Парсифале», и для других, для кого наделены душой внешне неинтересные вещи. Есть вещи, которые прекрасны только для кого-то одного; то, что прекрасно лишь само для себя, не менее от этого прекрасно.

Музыка в своем апогее венчается чудом; цвет в своем апогее венчается чудом; мысль в своем апогее венчается чудом, и искусство уже не сопровождает нас туда, куда нас ведет, ибо излишек искусства убивает искусство и излишек мысли останавливает мысль.

Дважды два – четыре: это истина. Теорема Фалеса: это истина. Продвигаться в области математики – это продвигаться в области истинного. Но самая продвинутая теорема геометрии не более истинна, чем первая. Самые ученые построения не приводят к более истинным результатам, нежели дважды два четыре. Продвигаться в математике – это продвигаться не в сторону истины, а внутри истины.

Линия, проведенная одним из первобытных художников на стене пещеры, – это прекрасно. Линии, проведенные Уччелло с помощью науки о пространстве, опять же прекрасны. Линии на картине Сезанна или Гриса, ведóмые новым представлением о пространстве, смыкаются все с той же красотой: развитие в области искусства вершится не в сторону прекрасного, а внутри прекрасного.

С помощью философии, искусства или науки тщились приблизиться к вечной истине, абсолютному закону. Но после нескольких веков поисков мы замечаем, что находимся ничуть не ближе к цели, чем на первом шаге: мы продвигались не столько к цели, сколько внутри цели.

Для кого-то природа является предметом изучения математики, кто-то видит эту науку во вселенной, кто-то видит ее в мельчайших вещах, кто-то видит ее повсюду, кто-то видит ее в человеке,