Я обернулась назад и вытащила с заднего сиденья свою сумку, нашарила в ней зеркальце. Как следует посмотрела на себя, потом на Марину. Все было точно. Мы действительно были похожи, как родные сестры, и даже больше, если учесть, что как раз с родной-то сестрой нас спутать никак нельзя. И вообще она давно живёт в Америке. Хотя при чем тут моя сестра?

Я выдохнула, бросила сумку назад, закрыла глаза и попыталась собраться с мыслями. Ничего себе ситуация! Наехала на человека, задавила до состояния полной амнезии, да ещё в придачу оказывается, что из всех на свете умудрилась выбрать для этого своего двойника. Бывает же такое! Ведь кому рассказать — не поверят, прямо как в фантастическом романе.

И тут меня осенило. Вот же он, мой невероятный шанс! Полная смена образа жизни! Вот она, моя новая жизнь, сидит рядом со мной в беспамятстве. Переодеть её и подсунуть вместо меня. Она все равно ничего не помнит. Мити нет, Валька ничего не заметит. А самой стать Мариной Михайловной, простой скромной женщиной, и зажить просто и правильно с чистого листа.

Конечно, надо учесть, что я и сама-то была тогда в сильно нестабильном состоянии рассудка. Больше ничем эту дикую идею объяснить нельзя. Затяжная депрессия, алкоголь, авария, шок… В здравом уме со мной такого бы, наверное, не случилось.

А тут все выходило очень хорошо. Будто мне черт ворожил. Я собралась, сконцентрировалась, а потом, как заведённый автомат, приступила к выполнению этого безумного плана.

Снова взяв её сумку, я вытащила оттуда ключи, сунула их себе в карман, потом убрала её сумку в свою, вышла, обошла машину, аккуратно вытащила из машины Марину (почему-то это оказалось гораздо легче, чем её туда запихать), прислонила её к машине, захлопнула и заперла дверцы, обхватила свою жертву за талию и повела к подъезду.

Она была в странном, полусознательном состоянии. Идти сама почти не могла, но все-таки и не падала, ничего не спрашивала, не говорила. Мы, как сиамские близнецы, вошли в подъезд и стали не спеша подыматься по лестнице.

Дом был старый, пятиэтажный, не хрущевка, но недалеко от неё. Лифта не было. Девятая квартира оказалась на третьем этаже, и я все прокляла, пока допёрлась. И допёрла Марину. Но вот, наконец-то. Обшарпанная дерматиновая дверь с покосившейся девяткой наверху и двумя дырочками замков. Над верхней скважиной из-под дерматина торчали клочья ваты.

Прислонив Марину к косяку, я вытащила из кармана ключи. Их было три, причём один маленький, наверняка от почтового ящика. Из двух оставшихся я наугад сунула один в верхний замок. Он вошёл, не запнувшись, и я повернула его раз, другой. Дверь, всхлипнув, отворилась.

Схватив Марину и увлекая её за собой, я ступила в темноту, сделала шаг и чуть не налетела на стену. От испуга я охнула. Так, спокойно, остановись и дай глазам привыкнуть, не так уж тут и темно.

Действительно, уже через мгновение я смогла ориентироваться. Крошечная прихожая, вешалка, сразу направо дверь — наверное, кухня. А вон там, прямо, откуда идёт свет — комната.

Туда мы и направились. Небольшая комната, обои в полоску с цветочком. Трехстворчатый шкаф, раскладной диван с поднятой спинкой, подушки, телевизор, письменный стол у окна. Я тут же опустила Марину на диван, где она так и замерла, не шевелясь, полусидя-полулёжа. Я подсунула ей под бок подушку для надёжности и перевела дух. Все-таки тяжело быть сестрой милосердия. Хотя о каком милосердии я говорю…

Я сняла куртку, бросила её на тахту рядом с Мариной и пошла вымыть руки и чего-нибудь попить. Ванную я без проблем нашла рядом с кухней, там же находился и туалет. Вся квартира была крошечной, довольно потрёпанной, но аккуратной. Что называется, бедненько, но чистенько.

Марина жила одна. Я поняла это почти сразу, хотя, если пытаться объяснить, почему, навряд ли получится связно. Это было видно. Предметы на полочке в ванной, полотенца, халатик на двери… Невымытая чашка в раковине на кухне, маленькая кастрюлька на плите. Тогда я даже не успела оценить это своё открытие, просто восприняла его как должное в суматохе претворения своих идей. Осмысление придёт потом.

А тогда я быстро вымыла руки, оттёрла грязь с лица и попыталась, насколько можно, отчистить замызганные брюки. В этом я, конечно, не преуспела, в старой жизни пришлось бы выкинуть, а тут надо было обходиться тем, что есть.

Напившись на кухне из-под крана, я налила воды в чашку и отнесла в комнату.

Марина лежала в той же позе. Я села рядом, приподняла её голову и попыталась попоить. Она, не открывая глаза, сделала несколько глотков и снова уронила голову на подушку. Ладно. Я отставила чашку и собралась с мыслями.

Что я должна делать? Мне надо перевоплотиться в Марину, а её обратить в себя. Как это будет? Первым делом надо переодеться. Одеть на неё мои тряпки, дать ей мои документы, посадить в машину… Точно! А машину я разобью. Ну, не совсем, а немножко. Как будто я — то есть она — то есть нет, я — попала в аварию, ударилась и потеряла память. Этим все отлично объясняется.

А я вернусь сюда. А потом посмотрим, сейчас некогда о себе думать, надо с Мариной разобраться.

Я стянула с неё сапоги — простые резиновые дутики, расстегнула клетчатое пальтишко. Под ним обнаружились голубой самовязаный свитер и серая юбка. Так, свитер — сюда, юбку — туда, пальто пусть лежит, его все равно в последнюю очередь. Ну и грязное же оно. Ладно, может, найду на вешалке что-нибудь другое.

Пришёл черёд раздеваться самой. Я разулась, стянула через голову свой серый кашемировый свитер, сняла брюки. На коленках, конечно, так и остались мокрые пятна. Но делать нечего, авось, там, потом, в суёте никто не заметит.

Пришёл черёд белья. А его тоже надо? Я посмотрела, что было надето на Марине. Да. Надо. Её же в больнице разденут, и никто не поймёт, почему элегантная дама на дорогой машине носит такое… Я вдруг вспомнила, как бабушка учила меня, совсем маленькую, что бельё всегда должно быть красивым и чистым. «Но зачем, ба? — спрашивала я. — Его же никто не видит!» «А если ты под машину попадёшь?» — назидательно возражала мне бабушка… Марина явно не собиралась сегодня попадать под машину…

Я разделась — раздела нас обеих — совсем догола. Натянув на Марину свои кружевные трусики и маечку-тедди, я взяла в руки её бельё и содрогнулась. Нет. Не могу я надевать чужие, ещё тёплые трусы, даже ради спасения собственной жизни. Ничего, обойдусь совсем без белья. Это ненадолго, никто не увидит, а потом я тут что-нибудь найду.

Раздевая Марину, я заметила у неё на теле, по нижнему краю рёбер, здоровенный багровый синяк. Все-таки я её задела, и сильно так… Может, у неё не только голова, а что-нибудь внутри повреждено, а я тут со своими игрушками. Я замерла было и потянулась к телефону — звать скорую, но быстро одёрнула себя. Что ты изменишь? Наоборот, ради тебя Валька поставит на ноги лучших врачей в Москве, а вызовешь ты сейчас скорую, свезут её в районную морильню, что ей там, лучше будет? И не быстрее это нисколько. Надо одеваться скорей, и за дело.

Вязаный свитер страшно кусался на голое тело. Впрочем, и с юбкой было ничуть не лучше, она тоже была жёсткая. Внутренне передёрнувшись, я надела-таки Маринины колготки, мокрые насквозь.