Мы с Катей стали хохотать. Вслед за нами стали хохотать Андрей с Солнцевым. Колин продолжал сидеть в той же позе, фермерша, глядя на нас, продолжала понимающе качать головой, фермер сидел вполоборота в своём кресле, крепко сжимая костыль. От нелепости ситуации делалось еще смешней и мы никак не могли справиться с новыми взрывами хохота, от которых на наших глазах стали проступать слёзы.

Профессор первым пришёл в себя: он прекратил смеяться и строго велел, чтобы мы успокоились. Когда мы это наконец сделали, Колин встал и сообщил, что нам пора уходить. Фермер с фермершей нас задерживать не стали. Мы по очереди посетили фермерский санузел и откланялись.

Почему профессор вдруг решил, что Шотландия маленькая, он нам так и не объяснил.

Продуктом той зимней поездки стала красивая цветная карта ландшафтов полуострова Крэйгниш на северо-западном побережье Шотландии, составленная Солнцевым и лёгшая в основу моей дипломной работы в МГУ. В процессе написания диплома мне пришлось серьёзно взяться за изучение английского языка – Солнцев привёз из Шотландии книги с географическими текстами и заставлял меня переводить их на русский язык для использования в дипломной работе.

Через полгода я выпустилась из МГУ. На дворе были «лихие девяностые». Работы не было, и жизнь моя была бесприютна. После знакомства в Глазго с милой Шарлис я состояла с ней в переписке. Шарлис была влюблена в русский язык. Ей пришла в голову идея, чтобы я приехала в Глазго, поселилась с ней жить под одной крышей и обучала бы её русскому. Из полуголодной Москвы я сбежала в шотландскую непогоду.

Застряв в Шотландии на целых четыре года, я научилась свободно говорить по-английски. Когда я вернулась в Россию, умение идиоматично выражаться и понимание британского чувства юмора оказались ценнейшим козырём при устройстве на работу в англо-американские компании. Дела мои пошли в гору, жизнь наладилась. Профессор Солнцев меня, в прошлом непутёвую студентку, настолько зауважал, что переехал ко мне жить. А через несколько лет совместной жизни нас с профессором потянуло на приключения и мы переехали жить в Англию, где мне предложили хорошо оплачиваемую работу.

Сентиментальное путешествие двадцать лет спустя

После тех двух поездок в Шотландию прошло двадцать лет. Тогда и в самом фантастическом сне невозможно было представить, что мы с Солнцевым будем жить вместе, да вдобавок еще и в Англии.

Теперь мы жили вместе в лесном уголке графства Беркшир. В один из летних отпусков мы надумали совершить турне по Шотландии, чтобы посетить места, чудесным образом повлиявшие на нашу жизнь.

Грир жил всё в той же квартире с женой и двумя детьми. Постаревший и еще больше полысевший, с белыми усами и бородкой он теперь напоминал не штангиста, а Санта Клауса, вышедшего на пенсию. Из домашних животных остались только один старый одноглазый пёс да полинялый кот. Нагромождения коробок и пыльные книжные стопки доходили до потолка грировского тесного жилища, всё больше напоминавшего пещеру, обросшую сталагмитами.

«Шотландский Лесной Фонд» Грира продолжать быть на плаву, хотя, похоже, теперь Грир управлял им один, без помощников. Деятельность «Фонда» свелась к природоохранным агиткам, которые Грир рассылал через интернет, не вставая из старого кресла перед домашним компьютером. Бывших членов «Фонда» разбросало по жизни. Гордон окончательно сошёл с ума и регулярно «отдыхал» в психушке. Шарлис уехала из Шотландии навсегда, вернувшись на свою историческую родину, в Америку. Говорить по-русски Шарлис так и не научилась. Колин прославился на всю Шотландию тем, что в знак протеста против вырубки лесов целый год прожил в гамаке на ветвях большого старого дерева в городском парке Глазго. Спустившись с дерева, он завёл семью и пятерых детей. А потом скоропостижно скончался от разрыва сердца в возрасте тридцати девяти лет.

Грир выдал нам ключи от дома в Ардфёрне. В нем давно никто не останавливался, и Грир не был уверен, работают ли в полузаброшенном жилище свет и электроприборы, и остались ли там запасы воды.

В наших планах было провести в Ардфёрне всего одну ночь, но на всякий случай мы запаслись многолитровым баллоном воды и несколькими фонариками.

По прибытии в деревню мы долго искали дорогу, ведущую к нужному холму. День перевалил за половину, и мы слегка беспокоились, успеем ли добраться до грировской избы до темноты, чтобы как следует устроиться на ночлег. Наконец мы решили постучаться в один из жилых домов на пустынной улице, чтобы уточнить дальнейший путь. Ведь мы не сомневались, что все местные жители прекрасно осведомлены о существовании грировского «Лесного Фонда» и о его штаб-квартире на вершине холма.

Тяжёлую входную дверь открыла пожилая худая женщина в джинсах. Для полного дежавю ей не хватало только гипсового воротника на шее. Мы представились русскими, ищущими дорогу к дому Грира. «Я вас помню, – сказала фермерша. – Однажды зимой вы были у нас в гостях».

Теперь-то я могла с фермершой свободно пообщаться на её языке. Фермер давно умер, и она жила одна. Мистерия загипсованных фермеров раскрылась двадцать лет спустя: оказывается, незадолго до нашего к ним визита они попали в автомобильную аварию.

Получив инструкции по проезду к холмам «Лесного Фонда», мы продолжили путь. Доехали до тупика дороги, упёршегося в густые заросли, полого уходящие вверх. Вышли из машины и стали высматривать очертания грировского дома на верхних контурах холмов. Но ни намёка на дом, ни тропинки к нему мы разглядеть нигде не могли. Перед взором темнели вершины, густо поросшие еловым лесом. Тем самым лесом, который двадцать лет назад посадили грировские лесные братья.

Не в наших правилах было отступать. Оставив вещи в машине, мы полезли вверх по склону одного из холмов, надеясь, что именно на нём стоит наш дом. Продираться сквозь колючие ели и мокрые жёсткие папоротники в человеческий рост оказалось мучительно – до вершины мы добрались, совершенно выбившись из сил. На площадке среди зарослей мы обнаружили ветхое деревянное строение с заколоченным окошком и ржавым замком на низенькой дверце. Это был не наш дом. По мобильному телефону мы набрали номер Грира. Взволнованным голосом он стал нам объяснять, что мы, должно быть, взобрались не на тот холм – где-то на соседней возвышенности находится сторожка местного фермера, и на неё-то мы и набрели. Грир долго и путанно инструктировал нас, в какую сторону света нам надо спуститься, чтобы затем подняться на нужный холм. Начало смеркаться и закрапал дождь. Мы были уже не те, что двадцать лет назад. Промокшие и измученные, мы вернулись к машине и отправились искать гостиницу для ночлега.

С тех пор мы с Солнцевым совершили еще не одно путешествие по Шотландии. Мы побывали во всех её закоулках и на всех её главных островах, включая Гебридские и самые удалённые Шетландские. Мы посетили родовое гнездо Роберта Бёрнса и самые знаменитые шотландские замки. Мы никогда не прерывали связи с Гриром. Но никогда больше не возвращались в Ардфёрн, быть может потому, что его пространство стало для нас судьбоносной «рекой», по которой мы сплавились в другую жизнь. Рекой, в которую нельзя войти дважды.

Гебридские острова, Шотландия, 2015 г. Последняя поездка

Дом на границе английских страт

Наш дом – наша крепость?

Мы купили дом в небольшом поселении Беркширского графства в сорока милях от Лондона. В пяти милях езды от моей работы.

Район слывёт респектабельным и одним из самых «английских» во всей Англии. Из-за дороговизны недвижимости здесь проживает в основном белое, коренное население. В округе не увидишь ни африканцев, ни арабов, ни индусов. Преобладают улицы с отдельно стоящими солидными домами, увитыми живописным плющом. Двух- или трёхэтажные особняки скрываются в глубине участков, окруженных живыми изгородями. Вечнозелёные жестколистные кустарники всегда заботливо ухожены. Тут и там они подстрижены в виде топиариев, то есть в форме конусов, шаров или разнообразных животных.

Встречаются улицы поскромнее, с двухэтажными коттеджами на несколько семей (таунхаусами) или две семьи (дуплексами). От уличных тротуаров коттеджи отгорожены низкими заборчиками, кирпичными или чугунными. Палисадники перед такими домами, как