что возвращался и солнце ещё не село. Действительно, этот беспорядок, казалось, отчасти смутил, отчасти рассердил хозяина, который поспешно провёл гостя по лестнице наверх, где он отвёл ему такое прекрасное помещение, существование которого Харикл и не предполагал в подобном доме.

— Надеюсь, что тебе здесь понравится, — сказал он. — Но ты пришёл издалека и нуждаешься в отдыхе. Пегнион, — крикнул он мальчику лет пятнадцати, — принеси масла, чесалку и полотно и сведи гостя в ближайшую ванну. Позаботься также о том, чтобы за ужином не было недостатка в вине и кушаньях.

Затем он удалился, а мальчик, возвратившийся скоро со всеми нужными принадлежностями, проводил Харикла в ванну. Возвратясь в своё помещение, Харикл нашёл уже готовый ужин, за которым Пегниону сегодня не пришлось служить особенно долго, так как отдых и сон были юноше нужнее, чем пища.

А между тем, несмотря на усталость, он долго не мог заснуть. Даже наверх к нему в комнату всё ещё доносились из глубины дома беспорядочные крики и дикий смех. Была уже почти ночь, а Харикл услышал, как раздался сильный стук у входной двери и затем ворвалась толпа гостей. Ему казалось, что он слышит ясно имя Стефанион: не так ли назвал мальчик одну из дочерей хозяина дома? Значит, в самом деле здесь вели не только несколько свободный образ жизни, как уверял друг в Аргосе, но образ жизни настоящих гетер. А между тем грубое, почти отталкивающее обращение отца совсем не вязалось с этим. Он не был похож на сводника, который ласково и с предупредительностью встречает людей, погибель которых замышляет в сердце. Однако, должно быть, девушки пользуются известностью, так как даже мальчик знал их имена. Все говорили, что они прекрасны, и Харикл порешил во что бы то ни стало познакомиться с ними на следующий день.

Случай к тому представился скорее, нежели он ожидал. Когда на другой день он вышел из дому, к нему подошёл Сотад и пригласил его отобедать в кругу его семьи.

— Я тщательно оберегаю своих дочерей от опасного знакомства с посторонними молодыми людьми, но твоё лицо выражает так много скромности, серьёзности и мудрости, что тебя мне бояться нечего.

Молодой человек принял приглашение с улыбкою. Ему казалось, что приглашение это разъясняло характер его хозяина, очевидно избегавшего придавать своё ремесло гласности. Тем сильнее становилось любопытство, и никогда в жизни не ожидал он ещё с таким нетерпением обеденного часа. Наконец, после долгих ожиданий, солнечные часы показали, что уже пора идти в гостеприимный дом, где, в ожидании незнакомца, вся семья уже собралась.

Девушки были удивительно хороши. Высокий рост Стефанион, её роскошные чёрные локоны, падавшие на прелестную розовую шею, большие чёрные глаза, смотревшие из-под тонкой дуги чёрных как смоль бровей, безупречное телосложение, которое не могло укрыться от взора и под довольно тяжёлой тканью её одежды, напоминали собою идеальные изображения Геры; но гораздо очаровательнее показалась залюбовавшемуся ими Хариклу младшая сестра Мелисса, наивное, весёлое существо, в первом цвете юности. Она не так поражала правильной красотой, но зато она очаровывала необыкновенной миловидностью, невыразимою грацией, сопровождавшей малейшее движение её нежных, слегка округлённых членов. Скромная и приличная их одежда почти что заставила Харикла усомниться в заранее составленном мнении; но непринуждённость, с какой Мелисса заняла своё место между ним и своей матерью, весёлость и развязность, с которой сёстры вступали в разговор и принимались за кубок, мало согласовывались с обыкновенной робостью греческих девушек. Да и одеяние их становилось мало-помалу как будто небрежнее. Взоры и движения Мелиссы изобличали страсть, которая не могла быть только следствием вина; когда же отец удалился на несколько мгновений из комнаты и Харикл подал ей свой бокал, она тщательно заметила то место, к которому прикасались его губы, и приложила свои как раз к тому же месту. В пылу желания юноша взял у неё из рук кубок, чтобы сделать тоже. Мелисса доверчиво склонилась к нему, как бы случайно отстегнулась застёжка, придерживавшая на плече хитон[31]... Но в эту самую минуту возвратился Сотад, и обед кончился.

Взор Мелиссы выражал надежду на новое свидание, а Харикл, уходя, был совершенно пленён. Незачем было заманивать далее; обед был ловушкою, и юноша попался в неё сразу. Не было сомнения, что эти девушки были гетерами; но этого-то он и хотел; он желал, чтобы они отдались ему, как бы уступая своему собственному чувству, облекая тайною своё открытое ремесло. Мысль о скором отъезде была почти оставлена; он должен был непременно обладать Мелиссою. Ман был так неловок в подобного рода делах, он не мог служить ему в данном случае; нужно было обратиться за этим к прислуге дома.

— Пегнион, — сказал он вечером, обращаясь к прислуживавшему ему мальчику, — хочешь заработать денег?

— Ещё бы нет,— отвечал тот.

— Это будет тебе не трудно, — продолжал Харикл. — Ты имеешь прелестных хозяек, и я люблю Мелиссу. Устрой, чтобы она провела со мною следующую ночь.

— Что с тобою, — сказал удивлённый Пегнион, — как могло тебе прийти в голову относиться, как к продажной девушке, к дочери порядочных родителей?

— Перестань, — возразил Харикл, — я очень хорошо знаю, где у вас лежит граница приличия, и роль удивлённого тебе вовсе не к лицу. Но оставим это. Достань мне Мелиссу, и в награду за это ты получишь десять драхм.

— Десять драхм? — сказал мальчик. — Нет нельзя. Конечно, Мелисса не будет противиться. Девушка сама не своя, с тех пор как тебя увидала; она плачет, произносит твоё имя, не хочет жить без тебя. Мы все полагаем, что ты подсыпал ей чего-нибудь в кубок.

— Ну, так отчего же нельзя? — спросил Харикл. — Ты, конечно, не думаешь, чтобы этому помешала мать?

— Нет, она также не слишком строга, — прервал Пегнион, — и ввиду стеснённых обстоятельств, в которых находится семья, четыре или пять золотых заставили бы её решиться отворить тебе двери, Парфенона[32]. Но разве ты забыл, что Сотад дома, разве ты не замечаешь, как ревниво он их стережёт?

— Да, действительно, по-видимому, оно так, — вскричал, смеясь, Харикл, — но Никипа сумеет устранить и это препятствие. Полно, Пегнион, не притворяйся. Скажи матери, что она получит от меня мину серебра, если даст мне возможность быть завтра вечером у Мелиссы. Ступай, заработай свои десять драхм.

— Десять драхм, — повторил снова мальчик. — А мне пятнадцать лет.