class="p1">— Ну, хорошо, так ты и получишь пятнадцать, — сказал юноша, — а теперь ступай и устрой хорошенько своё дело.

Пегнион удалился, уверяя, что он, с своей стороны, постарается, но что уладить дело будет всё-таки не легко.

Едва стало рассветать, как Харикл вскочил уже с своего ложа. Он спал беспокойно, и под утро не ускользнул от его слуха шум как бы отворявшейся внутренней и наружной двери. Мысль, что какой-нибудь счастливый любовник Мелиссы возвращался потихоньку от неё, обеспокоила его.

Вскоре вошёл Пегнион. Весёлое лицо его давало надежду на хорошие вести. Он сказал Хариклу, что господин его решился сегодня же непременно съездить по делу в Сикион и велел просить его одолжить ему лошадь, которая давно уже стоит без дела. Он пробудет в отсутствии всего две ночи, а Харикл вряд ли до тех пор уедет из Коринфа. Юноше казалось, что он отлично понимает цель этого путешествия, и хотя он ни на минуту не сомневался в том, что сам Сотад был посредником в делах своих дочерей, но ему всё-таки было приятнее, что этот грубый человек оставлял его одного с женщинами. Поэтому он охотно согласился. О Мелиссе Пегнион не мог ещё сказать ничего, а на вопрос Харикла, отчего отворялись ночью двери дома, мальчик объяснил, что рабыня выходила под утро, чтобы зажечь у соседа потухшую лампу. Харикл заставил себя поверить.

Сотад уехал; был уже давно полдень, а Харикл всё ещё не получал никаких известий от Пегниона, которого он ожидал на рынке, где встретился и с Ктезифоном. Сообщив другу о своей надежде, он уговорил его остаться лишний день в городе. Ктезифон согласился неохотно и снова предостерёг его. Но юноша и не подозревал, чтобы за этою, столь обыкновенною игрою могла скрываться какая-нибудь опасность. В нетерпении ходил он взад и вперёд. Наконец к нему подошёл мальчик с желанным известием. Ему удалось уговорить мать, и Мелисса с нетерпением ожидает своего возлюбленного. Как только все уснут, он сам проведёт его к тихому покою, где Дионис и Афродита, эти неразлучные боги наслаждения, встретят его.

— Смотри, — прибавил он, — не забудь только вручить матери мину серебра, когда она отворит тебе дверь, вспомни также и об услуге, которую я тебе оказал.

В гостеприимном доме, в котором остановился Ктезифон, шестеро молодых людей, в том числе и он, а также сам радушный хозяин возлежали за пиром. Разносили венки и благовония и мешали вино. Весёлые разговоры присутствовавших изобличали в них людей, наслаждавшихся жизнью и хорошо знакомых с красавицами Коринфа.

— Мне придётся остаться у тебя днём долее, — сказал Ктезифон своему хозяину. — Друг, с которым я приехал, одолжил свою лошадь хозяину дома, в котором он живёт, а Сотад — так зовут его — предполагает возвратиться не ранее чем через три дня.

— Сотад, — вскричал один из молодых людей, — не тот ли, который выдаёт себя за отца моей Стефанион?

— И очаровательной Мелиссы, — прибавил другой.

— Да, так зовут его дочерей, — сказал Ктезифон. — Вы его знаете? Он поехал сегодня в Сикион.

— Не может быть, — возразил второй, — я сам видел его давича в сумерках в то время, как он пробирался по направлению к Истмийским воротам; как он ни скрывался, я всё-таки узнал его. Странно только то, что минуту спустя я встретил его раба, который действительно вёл прекрасную лошадь.

— Тут что-нибудь да кроется, — сказал первый, вскакивая с места. — Стефанион прислала сегодня мне сказать, что она больна и чтобы я к ней не приходил. Я не хочу думать, чтобы девушка, которая два месяца принадлежит мне

— Успокойся, — сказал Ктезифон, — моему другу нравится младшая сестра, Мелисса.

— Ну, — сказал этот, — нет сомнения, что твоему другу грозит какая-нибудь опасность. Этот Сотад самый бесчестный из сводников, и твой друг будет уже не первым иностранцем, которого он сначала заманит, а потом поступит с ним, как с обольстителем своей дочери.

— В таком случае, друзья, — вскричал хозяин Ктезифона, — всего лучше будет, если мы отправимся к дому Сотада и посмотрим, не можем ли мы помешать какой-нибудь мошеннической проделке.

Предложение было принято тем охотнее, что Главку хотелось убедиться в болезни его Стефанион, а другие надеялись увидеть забавную сцену в доме гетер.

— Но нас не впустят, — сказал один из них.

— Об этом нечего хлопотать, у меня есть ключ от двери сада, а оттуда мы пройдём прямо в женские покои. За два золотых статерна Никипа сама дала мне его в распоряжение на всё то время, пока мне принадлежит Стефанион. А в случае, если изнутри задвинута задвижка, я сумею всё-таки один выломать эту дверь. Идём скорее. Надеюсь, что мы скоро возвратимся к нашим кубкам.

Харикл был у цели своих желаний. У дверей маленькой комнатки, которую Никипа заперла снова снаружи, стоял Пегнион и подслушивал. Вот он тихонько прокрался к выходной двери, осторожно открыл её и стал пытливо озираться среди мрака наступающей ночи. Сначала ему показалась подозрительной группа людей, состоящая из пяти-шести человек; они шли вдоль улицы из города и остановились на некотором расстоянии; но и они удалились, повернув в узкую улицу, которая огибала сад. С наслаждением побрякивал Пегнион пятнадцатью драхмами, несколько раз подбрасывая их на ладони, а затем тихонько и с большой поспешностью стал пробираться вдоль улицы. Дойдя до четвёртого дома, он остановился и постучал. Его впустили, и через несколько минут оттуда вышли четверо мужчин в сопровождении трёх рабов, а за ними шёл и Пегнион. Один из них — это был Сотад — купил в ближайшей лавке пару факелов, зажёг их и направился к своему дому.

— Запри дверь, Пегнион, — сказал он, когда они вошли, — птица-то от нас не улетит, да могут прийти незваные гости.

Без шуму прокрались они к комнатам женщин.

Вдруг дверь распахнулась настежь, и Сотад, как бешеный, вбежал в сопровождении своих спутников в комнату, где сидели Харикл и Мелисса.

— Подлец! — вскричал он, бросаясь к юноше. — Так вот как ты злоупотребляешь моим гостеприимством! Ты позоришь мой дом и соблазняешь дочь честного человека!

Юноша вскочил.

— Как мог я, — воскликнул он, — соблазнить твоих дочерей, коли они явно содержат твой дом своей красотой?

— Ты лжёшь, — кричал Сотад. — Вас, друзья, вас, знающих, как безупречна честь моего