обернется ничем или же станет всем. Сегодня, 6 сентября, и я снова был у Блэка.

Он долго не решался мне открыть, но непрерывный стук в дверь буквально вынудил Якоба потянуться к замку.

− Что-то забыл, хроник?

− Я знаю, как это прозвучит, но, кажется я знаю, как всем помочь…

В его взгляде мелькнул не интерес, а усталость. Будто не я первый пришел к нему с такими словами, и возможно, ни я последний, постучусь с подобным в его дверь. Он не стал приглашать меня в гостиную и опустился на полуразваленный стул прямо в прихожей.

− Ну, давай. Удиви меня.

Его сарказм распалил меня еще больше. Я так хотел рассказать ему все, и уже не помню в деталях, какие точно подбирал слова. Но точно помню, что лицо его все больше и больше стягивало недовольство вперемешку с испугом.

− …Я напишу книгу, восхваляющую Корпорацию, а когда она станет достаточно популярной, предложу распространить ее в другой стране в качестве знака доброй воли.

− Более дебильной идеи я не слышал. Чтобы не было в этом тексте, любое послание будет раскрыто. Нет такого шифра, который прошел бы через защищенный протокол Корпорации. К тому же, − он продолжил проходится по очевидным фактам, думаю, вы и сами догадались каким, но я все же приведу их здесь:

Я хроник. Никто не поверит моим словам о Корпорации. Все равно что вегетарианец, станет восхвалять мясо.

У меня нет достаточных знаний, чтобы выдать шедевр с первого же раза.

Толку от этой писанины, если, как и сказал Якоб программа распознает любой шифр.

И у меня, были ответы на каждый из вопросов.

Первое я намеревался решить с помощью центра Памяти. Как бы это не противоречило моим принципам и образу жизни, без специальных знаний мне не выдать и стоящей строчки. Этот дневник я не считаю за показатель. В нем слишком много шероховатостей и моих личных мыслей, чтобы считаться книгой. Таких, как я, в центрах ценят по нескольким причинам. Одна из них — демонстрация успешной политики государства. Если уж хроника удалось убедить в необходимости замены, то волноваться о “простых” потребителя вовсе не стоит. И другая причина, более приземленная и очевидная − ценный товар, который я готов отдать им за что-то подержанное, но проверенное временем.

Одно мое воспоминание тянет на пару учебников, за которые другие платят чуть ли не всем днем пережитым когда-то. Я − как дойная корова, выращенная на чистой ферме, а не на убойном заводе.

Что же касается моей затеи с книгой, то здесь все гораздо сложнее. Пустить ее на городской рынок проблемой не представляется, не с тем набором знаний, который я намерен приобрести. А вот сделать так, чтобы она вышла за пределы городского округа, в том виде, в котором нужно мне…Для этого придется быть не просто умным, а в чем-то даже наивным и глупым, а главное самолюбивым.

Но об этом я расскажу позже, когда первый пункт плана осуществиться. У вас есть возможность пролистнуть парочку страниц, если не терпится узнать конец этой истории. Но если вас вдруг затянула неспешность, с которой мы проходимся по моей жизни, то советую присесть поудобней ведь 6 сентября еще не закончилось.

Не думайте, будто Якоб пытался меня отговорить, уж скорее он пытался уговорить себя не слушать дальше. Ведь с каждой новой фразой он обретал власть над будущим, которое не намеревался менять. Я читал это на его лице, чувствовал во вздохах, которые он время от времени выдавал, чтобы перекрыть паузу в разговоре.

− Ты же понимаешь, что можешь все разрушить? − был единственный вопрос, который он задал мне спустя час непрерывного монолога.

− Я ли?

С 7 сентября по 18 октября

Прошу вас не удивляться такому большому перерыву мне было трудно взяться за дневник после замены. Мыслей вдруг стало много, и на какой бы день я не посмотрел слова неуверенно хромали по бумаге или же бежали по строчкам, как толпа на марафоне. В целом ничего внятного не выходило, и я дал себе время пообвыкнуться.

Что могу сказать о процедуре? Все прошло быстро. Куда быстрее, чем я шел к центру Памяти.

Прошло две недели прежде, чем я открыл двери “приемника” (так центры называют между собой сотрудники).

Сорок минут в очереди и мое имя загорелось на таблоидах девятого кабинета. Сама комната напомнила мне большой зеркальный шар. Куда не посмотри, отовсюду на тебя таращатся собственные же глаза. Ассистенты проводили меня к креслу, закрепили на голове шлем и отошли в сторону, как только в комнату вошел мастер. Из-за лампочного света, бьющего прямо в глаза, я не смог рассмотреть его лица, но отлично запомнил голос.

− Что вы хотели бы отдать и что получить, мистер Зузак? − спросил голос, склоняясь над компьютером.

Еще до прихода в центр “Памяти”, я понимал, что должен отдать не просто важное, а нечто определяющее меня; утягивающее назад; не позволяющее стать частью общества. А что, как ни старые привязанности делают меня хроником? Эти основополагающие связи, которые формируют чуть ли не весь пласт моих представлений о мире. Отдав часть Корпорации, я как бы сделаю шаг в сторону, в которую никогда не смотрел, и тем самым покажу свое стремление меняться.

− Я хочу отдать воспоминания о семье и рассчитываю получить лучшие знания в области литературы и истории. − отвечал уже мой голос. Из-за волнения и ожидания в горле пересохло и слова шуршали, будто старые листья по дороге.

− Все? − голос был удивлен, но не шокирован (иначе, пауза длилась бы дольше) − Вы ознакомились со стандартным договором?

− Да, сэр.

− Готовы дать согласие на извлечение и замену воспоминаний?

− Да, сэр.

− В таком случае, еще пару формальностей и мы закончим с подготовительной частью процедуры.

Голос продекламировал выжимку из колонки потребителя, которую прописывают на каждой странице договора до подписания.

“ Отданные воспоминания возврату не подлежат. Информация, содержащаяся в извлеченных фрагментах памяти, подлежит видоизменению и деформации до исходного информационного кода, который впоследствии будет загружен другому носителю, так же без возможности возврата.

Руководство центра, его сотрудники, лаборанты гарантируют сохранность любой иной информации, хранящейся в вашей памяти. Корпорация в лице ответственного лица, осуществляющего операцию, дает слово, что никакая область знаний не будет затронута без согласия лица. Вы не будете подвергнуты насильственному вмешательству в вашу память, даже при наличии судимости в прошлом. Руководство центра не вмешивается в