установлено что этим занималась группа из двух офицеров под предводительством майора Вязовскина. Поскольку Алексей своих афтографов нигде не ставил, а старший лейтенант который был председателем комиссии по списанию автомобильного имущества был бы откровенно мелким козлом отпущения, то с негласного согласия председателя комиссии за все должен был понести наказание зам по вооружению бригады, которого в бригаде не любили, авторитетом он ни у кого, даже у солдат не пользовался. За исключительное высокомерие ко всем майору втихушку платили презрением. Ему популярно объяснили, что он все равно сядет, но одно дело получить срок за действия в составе организованной группы, и совсем другое дело если он действовал сам... Вязовскина понизили в звании и вместе с таким же опущенным, отправили ближайшей баркой в Союз. Через почти четыре с половиной года, когда мы с женой прибыли в этот гарнизон, то с огромным удивлением узнали, что Лешенька будет нашим сослуживцем.

Тем временем заседание партбюро продолжалось. Сталинин хмурился все больше и больше, он относил эти упреки не в адрес бюро, а принимал как камешки в свой огород. А капитан Вязовскин считал, что Селицкий и Бак критикуют партбюро полка, и ему как секретарю было крайне неприятно слышать эти слова.

— Еще надо о нашем быте тоже подумать. — Комсорг поймал кураж, и все сильнее жег глаголом. — Насчет опыта я согласен. Нет его у нас. Но быт — это тоже трещина, в которую некоторые сваливаются! И самое главное — было бы неплохо и самих молодых офицеров послушать. Представляете если поговорить со всеми молодыми офицерами? Может ведь получиться так: примем мы решение, а потом окажется — чего-то не учли, что-то упустили. Надо послушать ребят, они многое подскажут. — Закончив говорить Селицкий посмотрел на Сталинина.

Полковник Сталинин усмехнулся: — представил себе собрание молодых офицеров — много неприятных слов будет высказано там в мой адрес, ой много... Но, судя по тому, что говорили здесь Бак и Селицкий, упреки будут дельные.

— Так что, я согласен. Давайте проведем собрание молодых офицеров, послушаем их.

— Собрание — это не то. Красная скатерть, президиум, сбор в приказном порядке. Мне кажется, с молодыми офицерами надо как-то поинтереснее, по-новому… Им живинка нужна, — вставил Селицкий.

— Давайте соберемся просто так, — поддержал Вязовскин. — Пригласим их... на чай и потолкуем.

— Вы, товарищ полковник, пригласите всех на чай, — предложил лейтенант. — Это будет солидно и интересно.

Сталинин улыбнулся, ему тоже понравилась эта затея.

— Ну что ж, с удовольствием. Только, хоть президиума и не будет, руководить собранием исподволь все же нужно, — посоветовал Вязовскин. — Ну что ж, товарищи, — заключил он с явным оживлением, — решения принимать пока не будем. Попьем чайку с молодыми, послушаем их, все вместе еще раз подумаем...

— Согласны, — подтвердили члены бюро.

* * *

Заседание партбюро закончилось поздно вечером.Расставшись с сослуживцами, я было уже пошел домой, но меня задержал комполка...

— Николай Макарович, по поводу инцидента на партбюро… Мне хочется узнать лично ваше мнение.

— Вы конечно знаете, что моя супруга медик?

— Конечно!

— Так вот, из ее пояснений по поводу Вязовскина…Это все достаточно легко устраняется. Необходимо просто придерживаться определенной диеты и пройти курс лечения.

— Ничего не понимаю, зачем тогда ему этот позор?

— Я тоже в свое время задавал себе этот вопрос и пришел к парадоксальному выводу…

— Интересно какому?

— Лешенька, хочет перевестись отсюда…

— Никаких препятствий после сегодняшнего события я не буду ему чинить. Такая вонючка мне в полку не нужна! Пусть пишет рапорт о переводе!

— Вы не поняли, он хочет уйти отсюда с повышением.

— С повышением? — у Сталинина сейчас глаза были с рублевую монету.

— Да…

— Ну су...а, будет ему повышение!!!

От того как это было сказано, меня охватил натуральный мандраж. Я даже не представлял какую подляну задумал полковник.

На углу дома услышал, как щебетнула в этот поздний час какая-то птаха. Поднявшись лестнице, вставил ключ в личинку замка. Он там провернулся без всякого шума, и я аккуратно открыл входную дверь. Дом, милый дом! Он был наполнен уютной тишиной. Повесив фуражку и не разуваясь, из коридора заглянул на кухню. Там никого не было, только горел свет. Жена, укрывшись пледом дремала в гостиной, а сын тихо сидел на трехколесном лисапеде и играл с грузовичком.

— Дежурный… — позвал его хриплым шепотом.

Обернувшись, сын радостно улыбнулся и на цыпочках, чтоб не разбудить свою маму, выскочил в коридор и достал мне из тумбочки домашние тапки. Поставив их передо мной, тут же шепотом заложил старшую сестру: — А меня Аленка книжкой по голове стукнула!

Как не старались мы не шуметь, а супруга проснулась, я увидел это в отражении зеркала висевшего в коридоре. Встрепенувшись она разгладила лицо, легко вскочила и выглянула в коридор.

— Пришел… Кушать будешь? — и не ожидая ответа прошла на кухню. Я же сняв китель направился мыть руки.

Когда я появился на кухне, вкусный ужин уже был на столе. Нежно приобняв любимого человечика, на ушко прошептал: — Кто у тебя молодец? ... Я у тебя молодец!!!

— Хвастунишка ты у меня Нечволодов... Сил у меня больше нет!

— Нет мать, я у тебя большой молодец! Как мой лейтенант на командно-штабной игре всех за пояс заткнул!

— Это кто?

— Миша Бак!

— А-а-а... Он всех за пояс заткнул, а ты молодец?

— Каждый успех подчиненного, есть заслуга и доблесть его непосредственного и мудрого командира!

— Между прочим, на Бака твоего прямо смотреть тяжко. Почти три недели, ни одного письма не получил. На почту, как на службу ходит... В восемь тридцать, в четырнадцать и в девятнадцать... Маша-почтальонша совсем уж... Я ей говорю — он письмо ждет, у него невеста в Одессе осталась... А она свое