уйдёт и романтика. Всё это ещё более усиливало моё желание стать Гениной женой. Я делала ему небольшие намёки на эту тему. Например, в своей странице в социальных сетях сменила свою фамилию на его. Поди догадайся, что я хочу этим сказать. И вот к кануну нашей годовщины отношений я уверовала, что предложение руки и сердца непременно прозвучит из его уст, а в руках он будет держать кейс не с наушниками, а с обручальным кольцом.

До торжественной даты оставалось три дня. Я гуляла по городу с улыбкой до ушей. Как вдруг, переходя дорогу и уже ступив на тротуар, заметила нашу с Геной машину, точнее его. Номер совпадал. Я остановилась и заглянула в лобовое стекло. Лучше бы я этого не делала. Там сидел Гена и целовал какую-то… я лучше промолчу. Позднее выяснилось, что это была одна из новых студенток нашего театрального училища. Помню, я тогда с первого взгляда её невзлюбила. Таких девушек как она — лёгкого поведения — видно издалека. Папа почему-то всегда называл их «янами». Так вот, стояла я так перед машиной, пока Гена и эта яна не оторвались друг от друга и не заметили мой трагический взгляд.

Я тут же развернулась и убежала. Теперь пешеходам недоумённо приходилось наблюдать за моим плачем, а не дурацкой улыбкой. Вот такой резкий контраст произошёл буквально за минуту. Как всегда говорила мне моя мама: «Жизнь как конфета: никогда не знаешь, чем она обернётся».

А Гена за мной даже не побежал, представляете? Единственное на что у него в дальнейшем хватило смелости, так это на оправдания, что я, видите ли, всё неправильно поняла. А когда я спросила, что именно я так не поняла, у не нашлось ответа. Кобель, больше мне прибавить нечего.

Хотя что это я так обобщённо. Например мой Писюн, хоть он и являлся по факту кобелём, но как таковым никогда не был. У него тоже, как и у меня была своя первая любовь. И единственная. Я никогда не видела, чтобы он ухаживал за другими собачками. Хотя, должна заметить, вокруг него и крутились несколько подобных ян. Но он никогда не предавал свою Викторию. (Так звали любимую собачку Писюна. Имя ей дал всё тот же папа. Он называл её Виктория Сикрет, потому что на её чёрной шерсти на уровне таза наблюдались тонкие белые полосы, по форме напоминающие нижнее бельё.) На прогулке Писюн обязательно водил меня в соседний двор, где жила его Виктория. Она тоже была дворняжкой, но без хозяев. Приютить её, к большому сожалению, родители мне не разрешили. В итоге мы гуляли втроём — если не было Тимура — и всё это время я наблюдала за чувствами влюблённых. Писюн ухаживал за ней. Со счастливой улыбкой приносил для неё в зубах косточку из дома, игрушки, а один раз даже ошейник с её именем, написанным на кулоне-сердечке. (Это я уговорила родителей хотя бы купить для неё ошейник, точь-в-точь как у Писюна.) А когда у Виктории Сикрет наступала пора излучать феромоны, то Писюн храбро защищал возлюбленную от желающих потолкать её сзади. Иной раз доходило даже до крови.

Как же страдала бедняжка после пропажи Писюна. Я обнимала её, старалась утешить, мы обе плакали, изливали друг другу души, но всё было напрасно. Когда мне позднее со слезами на глазах всё же удалось уговорить родителей взять Викторию к нам домой, то я кинулась за ней во двор, но нигде её не обнаружила. Я искала везде, где могла. Вскоре выяснилось, что Виктория утопилась.

У нас рядом в районе находилась небольшая речушка, скажем, ручей, летом он и вовсе пересыхал. Стояла как раз весна, дожди и талые снега расширили речушку так, что та шумела издалека. Казалось, сама весна оплакивала Писюна. Прошло больше недели с его пропажи, и уже шёл третий день с момента исчезновения его возлюбленной. Я от безысходности добрела до речушки, чтобы добавить к ней свои слёзы, и на свой страх обнаружила Викторию. Она лежала над водой, лицом вверх, зацепившаяся за бревно своим кулоном-сердечком, и бездыханно колыхалась под течением. Я вошла в воду по пояс, освободила мою бедную страдалицу и похоронила, выкопав рядом яму подручными средствами. Бедняжка.

Такая вот вышла трагическая история любви, итог которой наложил отпечаток и на мою судьбу.

Я решила покончить жизнь самоубийством. Не представляете, как тяжело пережить измену человека, который значил для тебя всё на этом свете, потом очутиться забитой тихоней в театральном училище, терпеть насмешки за своей спиной — спиной плаксы, — а потом и вовсе самих изменников, демонстрирующих свои счастливые романтические отношения. Моим самым любимым местом в городе являлась скамейка в одном парке. Скамейка располагалась напротив реки и отделяло меня от неё лишь одно небольшое решётчатое заграждение.

Раньше я всегда смеялась, когда слышала про ситуации, что в службу психологической поддержки звонит такой-то человек и говорит, что хочет умереть, — помогите! Ведь получается, если ты звонишь в службу поддержки, значит ты на самом деле не хочешь умереть, ведь так? Парадокс? И я раньше так думала. Но самом деле всё совсем по-другому. Человек звонит и просит помощи, потому что понимает, что ему больше ничего не остаётся, как покончить с собой. Он этого боится, потому что чувствует, что вот-вот оно случится: тело само совершит злодеяние над собой, а он не сможет это остановить. Одна чаша весов пересиливает другую, а чтобы нагрузить нужную — подписанную словом «жить» — не хватает гирь: бедняга их все растратил и уложил не туда, поэтому он и просит одолжить ему какие бы-то ни было тяжести у посторонних и не посторонних людей.

Так случилось и со мной. Помню, я решила сделать это 3 сентября — в день рождения моего папы. Не знаю почему, но я была озлобленна на всё и всех и подумала, что эта знаменательная дата самая подходящая для такого не менее знаменательного события. Прошло пять месяцев с момента измены. Все эти пять месяцев были наполнены сначала чувствами предательства, горя, какой-то надежды, потом обиды, депрессии, безразличия и мыслями о смерти. Кто знает, может там я встречу Писюна, обниму его крепко-крепко на пару секунд, и после мы растворимся в вечности, поскольку в загробную жизнь я не верю. Забытие, вот, что меня ждёт после жизни. Меня просто не будет. Это как до рождения, вы помните, что было до этого момента? Так и после смерти, мы ничего не будем помнить, потому что помнить уже