Но Вадим не вернулся. Он говорил, что взрослые не могут увидеть то, что скрыто. Наверное, все дело в вере.

Даже десятки пледов не могли согреть детское тело. Казалось, что его скорее раздавит вес искусственного материала, прежде чем оно успеет согреться. Лёня продолжал верить Вадиму: немного подождать и станет так жарко, что захочется снять куртку и даже свитер, который беспощадно колол горло. Дрожащие руки приподняли шарф, нос уткнулся в ткань, а рот выпуска облачко, которое каплями оседало на разноцветном узоре. Леонид верил, что у него все получится, верил, что Поля ждет его — запертая с другими детьми в заржавевшей клетке, пока бурлит котел с пюреобразным месивом. Старуха подкидывает туда корешки бордового цвета, квадратные овощи и ароматные специи. Полина не станет их ужином. Никогда.

Кожа стала покрываться тонким слоем льда. Чувствовалось только покалывание. Со стороны казалось, что невидимая рука валиком закрашивает тело для какого-то карнавала. Лёня надел перчатку и потер ладони — это не помогло. Червячок сомнения нашептывал разные небылицы, которые заставляли ненадолго поверить, что Никита — ребенок, родившийся с отклонениями, а Вадим — подросток, запутавшийся в собственных словах. Но эта мысль ускользнула, как рыбка, сверкнув на прощание чешуйчатой спинкой. Лёня сам видел старуху. Даже двух. И полчища существ, которые прятались за забором и ждали приказа, чтобы атаковать.

Временное тепло согрело тело, когда в мозг хлынули приятные воспоминания: старые друзья, новый год, когда находишь под елкой подарки и, обмотанный гирляндой, сидишь и светишься во всех смыслах, поедая вкусные конфеты. То ли сон, то ли реальность, она едва не поглотила решающий момент: окружение обросло пленкой. Плотный на ощупь, как плавательный пузырь. Вадим говорил, что взрослые не могут проделать в нем брешь, видимо, друг тоже не смог или у него получилось, только появление постороннего быстро раскрыли старухи. Найденное тело оказалось подвержено разложению и черви успели насытиться пиршеством. Друг говорил, что, по ту сторону плотной пленки, время течет иначе. Опередить как, он так и не смог. Даже если пройдет десятки лет и родители состарятся, Лёне было все равно. Пусть это и означало, что от прежнего разума матери останутся крохи, которые поддерживают жизнь в обмякшем теле. Любые риски оправданы, если получится вернуть Полину.

Пузырь лопнул, осев на руки липкой пленкой. Должно быть, это неприятные ощущения, но дутая куртка приняла на себя весь удар. Лёня сжался. Ему впервые стало жалко себя: маленького мальчика, который опьянен собственной верой в неуязвимость, и переполненный желанием поговорить, прокричать все, что скопилось на душе, и выплюнуть, как сгусток мокроты. Пьянящее чувство вскружило голову, сделало невесомым и отрешенным от событий реального мира, и только после этого пузырь снова дал трещину. Неожиданно вспомнился родной дед, который потерпел крах в карьере и заглушал ее тем, что попадалось под руку: бессмысленные фильмы, упреки в сторону внуков и потеря себя в Интернете. Дед не пил алкоголь, считал, что тот способен плести ложную и сладкую мечту. Ошибка заключалась в одном: потерять себя можно в элементарных вещах, достаточно опустить руки и пальцами вцепиться в то, что приносит забвение.

Страшные мысли протачивали ходы в детский мозг. Они быстро рассеялись, как только тело оказалось на опушке среди цветов. Вадим был прав: стоило пережить холод, как тут же стало жарко. Но нельзя снимать куртку: вдруг Поле холодно, а любой кусок ткани пригодится, чтобы ее согреть. В этом мире Вадим провел пять дней. Или шесть? Лёня не мог вспомнить. Он всегда с жадность слушал друга, пытаясь запомнить каждое слово, но сейчас все уплывало, как проточная вода.

Ботинки мяли под собой траву. Зеленую, как на детских рисунках, яркую, словно стены детской площадки, и такую же не естественную и опасную, как спинки ядовитых насекомых. Лёня ожидал, что услышит жуткие песнопения, когда безобразные сестрицы начнут плясать на опушке, среди испуганных белочек, как в мультфильмах, что любила смотреть Полина. Ничего подобного не было. Зеленая трава, казавшаяся в тот момент инородной, теперь была мила, как солнце: дальше дорога пролегала над пропастью, дно которой застелил туман, плотностью похожей на вату. Мостик состоял из костей, перевязанный бечевкой. От каждого шага надежная, на первый взгляд дорожка, начинала раскачиваться и осыпаться, образуя дыры.

Лёня, не веря, что удача может улыбнуться при первых трудностях, задыхаясь, перебрался на другой край берега. Под мостом, затачивая выступающие камни, бушевал речной поток. Если присмотреться, то можно увидеть чешуйчатые спинки существ, похожих на змей, которых показывают в фильмах ужасов.

Детские ноги брели дальше. Маленькие шаги формируют целые приключения. Слой за слоем они создают плотный панцирь, который защищает от финальных трудностей. Наполненные событиями, опытом, мелкими царапинами и глубокими шрамами, они должны ослабить противника, как в тех сказках, что родители читают на ночь.

Замерзшие пальцы сжались в кулак. Солнышко постепенно отогревало их, и разноцветные нити, заботливо связанные мамой в перчатки, спрятались в карманах куртки. Молния слабо поддалась, и на свет вылез колючий свитер. Шапка была безвозвратно потеряна, а следом за ней шарф. Пот бусинками собирался на лбу, склеивая челку в уродливые зигзаги.

Лёня нахмурился. Где-то вдалеке напевал сладкий голос. Мальчик еще из сказок помнил, что на такой зов вестись нельзя — кровожадные сирены и хитрые русалки таким способом приманивают потерявшихся путников. Это знание помогло избежать встречи с хищниками, и нелегкий путь пролегал дальше, сквозь заросли леса.

День, два, неделя, месяц… Он стал взрослым, потом стариком, мертвецом и прахом, а потом новорождённым, ребенком и подростком. С каждым шагом круг обновлялся, завершался, начинал новый цикл. Все слилось, смешались краски, перед глазами было сплошное пятно, которое размывали слезы. На языке играл привкус от первого поцелуя, влюбленности, разочарования, рождения первенца, потери близкого человека, предательства и счастья. Все одновременно давило и разрывало на части. Вот он офисный работник, который, зажав в зубах трубочку от коктейля, лежит на коленях красивой незнакомки, вот кто-то страстно целует его, а потом голова разрывается от боли, наступает утро, рутина и днем за днем, пока кризис не начнет нашептывать злые слова. Поддержка, желание свернуться в позу эмбриона, мысли о том, что нет смысла доживать до утра и радость из-за того, что близкие живы и здоровы.

Леня вышел в деревню, скрытую среди уродливых деревьев. Десяток старух суетились, вяло переступая с места на место. Они общались на неведомом языке, улыбаясь и смеясь. Леонид притаился в зарослях диких ягод, наблюдая за жителями. Черепа животных, мутные бусины, стекляшки и листья переплетались в грязных волосах