Гармоничные звуки скрипок струнного оркестра будоражат мое сознание, словно призыв, и я поворачиваюсь лицом к бальному залу, заполненному танцующими гостями в масках. Танцующие замедляют шаг, когда головы поворачиваются в сторону мужчины, входящего в комнату.

Одетый в дорогую итальянскую одежду, Кассатто стоит в дверях, грозный, но принимающий поздравления, когда приветствует своих гостей. Я сжимаю челюсти, наблюдая, как он играет роль, которую мой отец когда-то сыграл на своем собственном гребаном мероприятии. Я чувствую на себе пристальный взгляд моей матери, ожидающей моей реакции.

Но я не смотрю в ее сторону. Мое внимание сосредоточено даже не на этом сером и дряхлом ублюдке Кассатто.

Ее присутствие, как удар под дых, бьет меня сильнее любого кулака, выбивая воздух прямо из моих легких.

В струящемся платье из прозрачных красных нитей она выглядит так, словно ее окунули в кровь. Идеальный цвет для принцессы мафии, в жилах которой течет огонь. Плечи обнажены, загорелая кожа нежна, как шелк. Пряди ее темных волос выбиваются из прически, которая стягивает ее непослушные локоны на макушке.

Брианна.

Это, черт возьми, единственная причина, по которой я все еще дышу.

На ней черная маска с красными завитками в тон платью, но мне не нужно видеть ее лицо, чтобы понять, какая красота скрывается под ней. Черты ангела, способного сразить человека одним неумолимым взглядом.

Ее изящная ручка держится за локоть отца, который ведет мою сводную сестру сквозь толпу гостей.

В груди у меня все горит. Сухожилия обвивают мои кости, как колючая проволока, мышцы напряжены до боли. Я не знаю, чего мне хочется больше: прокрасться в гостевой домик и забрызгать оштукатуренные стены кровью Джино или обхватить руками тонкую шею Бри, чтобы унять боль.

Я протягиваю стакан бармену.

— Еще один. Двойной.

Когда я чувствую, что моя мать приближается, я бросаю тяжелый взгляд на экстравагантную хозяйку. Эленор подходит ко мне и опускает маску, ее крашеные платиновые волосы на тон светлее белого золота маски. Ее суровые глаза смягчаются, когда она изучает меня.

— Знаешь, Ник, ты мог бы жениться на этой маленькой Кассатто, — говорит она, и в ее гортанном голосе слышится озорство.

Я удивленно выдыхаю.

— Вот именно, — говорит она с принужденным вздохом. — Ты и слышать не хотел о женитьбе на племяннице Эрнесто. Так какой выбор ты нам оставил? Этот союз свалился на мою голову. Не то чтобы у меня был еще один ребенок, которого можно было женить. И учитывая то, как ты себя ведешь…

Она демонстративно машет рукой одному из своих гостей, прежде чем снова обратить свое внимание на меня, неодобрительно склонив голову набок и сердито глядя на кровавые пятна на моей рубашке.

Моя мать любит часто напоминать мне об этом. Как будто любой другой брачный контракт аннулировал бы долг моего отца перед Кассатто. Этого бы не произошло, и я никак не мог жениться на племяннице Кассатто. Она была ребенком. Ей было шестнадцать, черт возьми.

И все же, даже когда я думаю об этом, мой внутренний дьявол дразнит меня, представляя Бри в том возрасте. Ее ночная рубашка была распахнута, кровь стекала по коже и пропитывала крошечный кремовый лифчик, в котором я мог разглядеть форму ее овальных сосков.

Я выключаю воспоминания, хлопнув бокалом. Виски выплескивается через край и разбрызгивается по моим окровавленным костяшкам пальцев.

Моя мать понимает намек, чтобы я оставил эту тему.

Я допиваю оставшийся виски. У меня нет планов жениться, чтобы успокоить Эленор. Мне двадцать три, еще несколько лет в запасе до того, как я должен буду жениться.

Кроме того, ни тогда, ни сейчас брачный контракт не изменил бы мою судьбу. Кассатто положил глаз на мою мать и нашу империю. Он собирался получить то, что хотел, так или иначе.

Брак или война.

Два любимых развлечения мафии.

— О, Ник. — Моя мать хмурится и проводит рукой по забрызганной кровью планке моего смокинга. — Просто… будь сердечней. Не то чтобы тебе обязательно было заморачиваться с Эрнесто.

— Матерь Божья, — ругаюсь я.

Она смеется, и ее скрипучий голос перекрывает звуки струнного оркестра.

— Ах. А вот и чудесный баритон моего сына. — Ее искренняя, обаятельная улыбка встречается редко.

Я сжимаю челюсти, но вскоре уступаю ее еще более редкой уязвимости.

Моя мать защитила меня, когда змеи подземного мира боролись за мою голову, прежде чем я достиг совершеннолетия. Она совершала ужасные поступки из любви к своей семье, и именно поэтому я всегда буду защищать ее.

В этом мире нет ничего крепче крови.

Но моей матери стало слишком комфортно в ее временной роли хозяйки моей империи, и она перешла все границы, заключив союз с Кассатто.

Это была серьезная ошибка, за которую я буду расплачиваться всю жизнь.

Я тяжело вздыхаю, освобождаясь от напряжения в легких.

— Все это время я служил под началом этого ублюдка, — говорю я, мои руки пульсируют от свежих синяков. — Я был более чем радушен.

Я был верным псом.

Любимый пасынок, которым этот ублюдок может пользоваться как оружием, не связанным кровными узами с его огромным королевством.

Мой взгляд устремляется в ту часть бального зала, где почетный гость находится в окружении младших членов своего клана и охраны.

Я стараюсь не обращать внимания на красное платье, которое пытается завладеть моим вниманием, и, наконец, поворачиваюсь к маме.

— Ты же знаешь, что я чувствую, — говорю я ей. — Лучше не говорить о моем голосе на сегодняшнем празднике.

Я не проявляю неуважения к Эленор. Настоящее уважение приходит вместе со здоровой долей страха и умеренного отвращения. Мы вынуждены быть жестокими, чтобы защитить самых близких нам людей, и, честно говоря, она понимает это лучше всех.

Мой отец был ублюдочным садистом, и моя мать страдала от его жестокого обращения дольше и гораздо тяжелее, чем я когда-либо.

Она сделала то, что должна была, чтобы защитить нас.

— Твой голос нужен, любимый, потому что ты дон Венета.

Мои зубы скрежещут друг о друга.

— Сколько лжи ты себе говоришь, мама. Впечатляет.

Она ласково убирает прядь темных волос с моего лба.

— Это твое будущее, Ник. Ты снова станешь доном. Создателем империи, более могущественной, чем твой отец мог себе представить. — Она понижает голос. — Эрнесто не будет жить вечно.

Я приподнимаю бровь. Зная мою мать, это туманное заявление можно воспринять как угрозу.

— Твое слово имеет не меньший вес, — говорит она и одаривает меня серьезным взглядом. — Когда Эрнесто официально объявит о помолвке Брианны…

Из глубины моей груди вырывается рычание, заставляющее ее замолчать.

— Как я уже говорил, это