На столе появились тарелки, блюда с мясом, хлебом и оливками; перед девушками хозяин поставил, как он выразился, бокалы доброго вина, оказавшиеся двумя большущими глиняными кружками, от которых шел пар, благоухавший корицею, апельсинами, гвоздикою и хорошим вином.

Лиза недоверчиво уставилась на свою кружку. Августа же, видимо пробовавшая такой напиток прежде, обрадовалась:

– Вино с пряностями! Да мы в одну минуту согреемся, Лизонька! – Поднесла кружку к губам и со смехом отвернулась: – Жжется!

С сожалением отставив кружку остывать, Августа разломила хлеб, взяла кусочек жареной поросячьей ножки и принялась за еду. Лиза, которая до изнеможения хотела пить, оглянулась в поисках хозяина, но тот на сю пору отлучился, поэтому она сама встала и, сняв со стойки пустую кружку, подошла к большой бочке, стоявшей в углу.

Нацедив воды, Лиза припала к кружке и какое-то время ничего вокруг не замечала, радостно глотая чистую студеную влагу, как вдруг до нее донесся чей-то голос из-за занавески. Скорее всего принадлежал он женщине, хотя более всего напоминал голос самого дьявола!

– Я же говорила, что они приедут сюда, – шипела женщина. – А ты еще не верил, дурак!

– Верил, верил, матушка! – простонал другой голос; и был он так испуган, так дрожал, что Лиза едва признала хозяина остерии. – Верил, клянусь Мадонной!

– Смотри у меня! – проворчала «матушка». – Но какого же черта поселил ты здесь этого человека?!

– Он хорошо заплатил… – пролепетал трактирщик, и Лиза услышала звук, очень напоминавший увесистую затрещину.

– Когда-нибудь твоя жадность доведет тебя до могилы! – рявкнула страшная «матушка». – Смотри, если не сладишь с этой девкою, мессиры будут очень и очень недовольны. Сам понимаешь, что это значит!

– Будем уповать на Господа и Пресвятую Деву, – елейно вымолвил трактирщик. – Надеюсь, свое вино они выпили…

Вино!

Лиза, как ошпаренная, отскочила от бочки, бросив на стол наполненный ужасом взгляд. Слава богу, кружка Августы была еще полна!

Лиза торопливо села, думая, как бы незаметно дать понять Августе, что на них надвигается какая-то опасность. Но тут входная дверь распахнулась, и в залу ввалился Гаэтано.

Он выглядел очень усталым и бросил алчный взгляд на стол, заставленный едою. Августа слегка помахала юноше.

– Ты можешь сесть за наш стол, Гаэтано, – снисходительно сказала она. – Видит бог, ты вот-вот свалишься с ног, так что дозволяю тебе отужинать.

Лиза, несмотря на терзавшую ее тревогу, с трудом подавила улыбку. Да ей бы и в голову никогда не пришло такое: она просто пригласила бы кучера поесть – и все. Нет, все-таки между истинной княгинею и самозванкою – о-огромная разница!

Гаэтано, отвесив дамам благодарные поклоны, скромно притулился на краешке стула и накинулся на еду, с таким вожделением поглядывая при этом на дымящееся вино, что Августа опять сжалилась над ним и придвинула ему свою кружку со словами:

– Пей, бедняга! Ты весь дрожишь!

Бросив на нее сияющий взгляд, Гаэтано потянулся было к вину. В тот же миг хозяин, выросший словно из-под земли, вцепился в его руку.

– Я приготовил это вино специально для высокочтимых синьор! – взревел он, пристально уставившись на кучера. – Тебе сойдет и кое-что попроще!

Гаэтано замер, будто наткнулся на змею. Августа ничего не заметила, но от Лизы не укрылась предостерегающая гримаса, которую скорчил трактирщик.

Гаэтано медленно убрал руку со стола, и вдруг лицо его покрыла меловая бледность.

– Я… сыт, – прохрипел он, вскакивая с такой поспешностью, будто скамья под ним вспыхнула. – Благодарю вас, синьоры. Я буду спать на конюшне. Прощайте! – И выметнулся за дверь.

Августа, смеясь над странностями кучера, взглянула на подругу, и улыбка застыла на ее устах… Лиза с усилием придала своему лицу выражение полнейшей невозмутимости и, подхватив злополучные кружки, всунула в руки хозяину так ловко, что не успел он и глазом моргнуть, как уже держал их.

– Сдается мне, вино уже простыло, – затараторила Лиза, – но не трудитесь, любезный хозяин, подогревать его снова. Мы вполне удовольствуемся горячей водою.

И прежде чем кто-то понял, что она собирается сделать, Лиза сняла с полки две чистые кружки и зачерпнула горячей воды из котелка, стоявшего на очаге.

Черные глаза молодой княгини блеснули, и Лиза с облегчением поняла, что Августа тоже насторожилась.

Она бросила на стол золотой дукат, и хозяин, тотчас позабыв свое разочарование, схватил его с такою поспешностью, будто перед ним была не монета, а снежинка, которая вот-вот могла растаять.

– Grazie, grazie[5], высокочтимые синьоры! – запел он сладко. – Поистине счастливым ветром занесло вас сюда!

Он весь был погружен в созерцание золота, иначе непременно заметил бы, как вздрогнула Лиза…

А ей словно бы раскаленную иглу вонзили в сердце! Ветер… Счастливый ветер? Нет, попутный ветер! Так вот почему таким пугающе знакомым показался ей голос «матушки» трактирщика: ведь это был голос страшной старухи из Адриановой виллы…

Что делать? Что же теперь делать?!

Их здесь ждали – это ясно. Неизвестно пока, замешан ли тут Гаэтано, хотя поведение его весьма подозрительно, однако сомнений нет: старуха и ее сын замыслили недоброе. Если сказать, что она узнала старуху, расправа может последовать незамедлительно. Попытаться убежать?.. Их ни за что не выпустят – куда там! Да и в той круговерти, что беснуется за порогом, им не скрыться, если это и впрямь дело рук проклятой старой strega. Нет, надо выиграть время. Скорее всего нападут на них ночью, когда будут уверены, что они уснули. В вино, наверное, подмешано снотворное… Эх, надо было сделать вид, что они его выпили, – это успокоило бы разбойников.

– Высокочтимые синьоры, – склонился хозяин в поклоне, – извольте следовать за мною. Я самолично провожу вас в самую роскошную спальню, где уже все готово: горит очаг, кувшины полны воды, и даже… – Он сделал паузу и, важно поводя носом, изрек со значением в голосе: – Даже постелены чистые простыни!

Августа слегка кивнула, давая понять хозяину, что его старания оценены должным образом, а Лиза неожиданно подхватила кружки с вином и улыбнулась изумленному трактирщику:

– Жаль, если пропадут ваши труды, дорогой хозяин. Пожалуй, мы все-таки выпьем это вино перед сном!

Вздох облегчения, вырвавшийся из груди негодяя, мог бы погасить свечу, и Лиза, несмотря на терзавшую ее тревогу, едва удержалась от смеха. В этом мерзавце, при всей его злообразности, было нечто столь глупое, пошлое и несусветное, что в сердце Лизы начала оживать надежда. Да неужто им с Августою не провести этого жадного барана?!

Они двинулись вслед за хозяином, который то и дело кланялся.