— Ваша правда, гражданин начальник! — улыбнулся Слава. — Давайте согласуем наши дальнейшие действия. В первую очередь берем в разработку Андриевского — кто, где, откуда и все прочее. Надо, кстати, узнать в посольстве, была у этого Кервуда машина или нет. Если тачка Андриевского, легче искать. Девочку Катю найти труднее, но тоже не иголка в стоге сена. Как думаешь, может, стоит объявку сделать по радио-телевидению: просим обращаться тех, кого второго декабря в такое-то время пытались остановить двое неизвестных на Минском шоссе возле Кунцева.

— Ну, во всяком случае, хуже не будет, — соглашаюсь я, потом добавляю: — Хлебнем горя, если это не случайность, не ошибка в объекте, а заказное убийство, да еще, не дай Бог, политическое!..

Грязнов хочет возразить, но я перебиваю, не даю ему сказать:

— Знаю, что думаешь — слишком топорная работа для ликвидации фигуры такого масштаба. Согласен с этим. Но что-то меня гложет, Слава, предчувствие наверное. Ведь, с другой стороны, если Кервуд работник госдепартамента, почему не в посольской машине, без охраны? Кервуд… Фамилия будто знакомая?

— Писатель такой был канадский, кажется. Про зверей и индейцев писал. Пошли в дежурную часть, найдем тебе машину, а я посмотрю, какие тачки в угоне числятся, ну и, кто знает, может, эти террористы еще где-нибудь наследили.

Да, если в наших кабинетах после полуночи чаще всего тихо и пусто, то в дежурке городского управления внутренних дел жизнь бурлила вовсю. Краснолицые от ветра или водки милиционеры приходили, уходили, приволакивали нарушителей правопорядка, рассовывали их в камеры предварительного задержания, на кого-то составляли протоколы. У свежего человека, новичка, обилие харь и рож, которые избили, ограбили, обокрали или убили по дурости ближних своих, может вызвать легкий шок и депрессию. А мы со Славой уже привыкли, или, может, острота восприятия с годами притупилась. Только иногда в редкую минуту сладкого безделья приходят в голову мысли о том, что народ не иначе как эпидемией самоистребления охвачен.

Пока Слава беседовал с ответственным дежурным и изучал сводки по городу за последние сутки, я сидел рядом с дежурным следователем прокуратуры, своим младшим коллегой Олегом Величко. Молодой парень, но башковитый и въедливый, а самое главное — расторопный. Так как дело предстояло хлопотное, мне нужен был хороший помощник.

— Знаешь, что американца застрелили вечером?

— Да, Александр Борисович, — кивнул он. — Только я на место происшествия не попал, как раз на другое чепе группа выезжала: машину директора банка «Рондо» взорвали.

— Жертвы есть?

— Нету, хотя «мерседес» в клочья!

— Везет нынче мирным гражданам, — совершенно искренне радуясь, обронил я. — Слушай, Олег, американца скорее всего на меня повесят. Пойдешь ко мне в бригаду?

— Конечно! — обрадовался парень, глаза загорелись. — Что надо делать, Александр Борисович?

— Пока ничего. Отдежуришь, отоспишься, тогда нагружу — стонать будешь.

Вернулся Слава, смотрит загадочно. Подыгрываю ему, не жду, когда заговорит первый, спрашиваю:

— Накопал что-нибудь?

— Так, самую малость. Серебристых «вольв» в ближайшие сорок восемь часов никто не угонял. Я и подальше в даты посмотрел — нету. А красная, вернее вишневая, «Лада» имеется. Сегодня в обед угнана из двора дома номер четыре на Бережковской набережной. Гражданин Погосян Эдуард Самвелович, работник овощной базы, приехал на обед. После того как отобедал, «Лады» во дворе уже не было.

— Спорю на две пива, что скоро эту тачку найдут где-нибудь в пригороде!

— Спорить отказываюсь, — отвечает мне Слава. — Предлагаю на паритетных началах выпить за то, что мы найдем ее несожженной!

Пока мы при несмелом соучастии Олега соображали со Славой, что выпьем за то, чтоб машина преступников досталась нам целой, в комнату заглянул помощник дежурного по ГУВД майор Парамонов:

— Олег? Давай на выезд!

— Что случилось, Сергей? — спросил у него Грязнов.

— Да кунцевский замнач райотдела телефонограмму прислал какую-то паническую. Граждане ему просигналили, что во дворе дома по Ярцевской лежит кто-то в форме и не шевелится. Передвижная милицейская группа заехала туда. Посмотрели — не наш, военный. Неживой, хотя еще теплый, внешних признаков насильственной смерти не обнаружено…

— Ну и что тут такого? — удивился Грязнов. — Это им по подследственности в самый раз. Скончался мужик скоропостижно!..

— Все так, — согласился Парамонов. — Только полковник знаешь откуда?

— Из секретариата министра обороны?

— Нет, лучше! Из ГРУ!

— Из чего? — спросил, уже одевшись для поездки, следователь Величко.

— Из Главного разведывательного управления Генштаба, чтоб ты знал! А возле тела портфель с бумагами валяется.

— Ярцевская, это где? — сам не знаю почему, спросил я.

— В Кунцеве, — ответил Грязнов и посмотрел на меня удивленно. — Из Кунцева же телефонограмма!

— Господин майор, — говорю я Парамонову, — если у вас найдется местечко в машине, прихватите и нас, пожалуйста.

В нашей милиции офицеры по большей части обращаются друг к другу по старинке — «товарищ». Поэтому Парамонов слегка шалеет от моих слов и кивает: езжайте, мол, в чем проблема.

В микроавтобусе, однако, было тесновато — девять человек плюс собака. Слава Грязнов вполголоса спросил у меня:

— Что ты надумал? Чего мы туда премся?

— Я, старик, в молодости был атеистом, а теперь стал в предчувствия верить. Сколько я себя помню, у нас крупные офицеры разведки во дворах не валялись, тем более с документами в портфеле. Это раз. А во-вторых, что меня еще мучает, так это что мы снова едем в Кунцево.

— Ты прослеживаешь какую-нибудь связь?..

— Вряд ли. Боюсь, что покойник, как и Штирлиц, не имел порочащих его связей…

Пусть Слава Грязнов и мой лучший друг, конечно после Кости Меркулова, но даже ему я не хотел говорить об истинной причине моего любопытства. Может быть, потому, что этот внезапный импульс можно посчитать приступом старческой сентиментальности. Хотя мне нет и сорока, иногда приходит ощущение, что под оболочкой некогда хорошо тренированного тела находится старая и дряхлая душа.

3

Девять лет назад судьба свела меня с некоторыми деятелями военной разведки. Это были крутые ребята. С их подачи погиб военный прокурор Иван Бунин.[3]Погиб вместо меня, потому что мне, следователю Турецкому, предназначалась их адская машинка. И хотя тогда мы с Меркуловым и Грязновым выиграли у них партию в смертельные шахматы, мне не пришлось видеть, как гебешники их брали и «мочили» без суда и следствия. Наверное, во времена смены веры и эпохи во мне пробудились какие-то языческие атавизмы сознания — хотелось посмотреть на мертвое тело полковника ГРУ, вот хоть ты убей!