люди, как Артур Веллер, не просто ломали кости, они проникали внутрь людей, которых должны были защищать, и ломал их дух.

Не говоря уже об их искореженных сердцах.

— Прости, папа, — прошептала Пенелопа, не отрывая взгляда от стола.

Поскольку его жена и дочь не могли высказаться, Вероника сделала это за них, получая от этого извращенное удовольствие. Артур Веллер всегда был приятным на публике.

— Прошу прощения, мистер Веллер, мы не были уверены, присоединитесь ли вы к нам сегодня утром, как и вчера, — она сохраняла разговорный тон, словно не обращая внимания на напряженную атмосферу между всей семьей Веллеров. — На самом деле я вообще не видела вас в вашем купе, поэтому предполагалось, что вы проснулись рано и уже позавтракали, учитывая, что завтрак начался четверть часа назад.

Взяв булочку, она намазала ее вареньем и откусила не женственный кусок, пережевывая его.

На вкус это была клубника и злоба.

Веронике не нужно было смотреть на него, чтобы увидеть гнев, пылающий на ней, в его темных глазах. Ее внимание по-прежнему было приковано к еде, и не только потому, что она не хотела доставлять Веллеру удовольствие, но и потому, что ей не нравился его вид. Сам по себе он не был неприглядным. Роскошные седеющие волосы и внушительные усы, обрамленные бакенбардами, сочетались с довольно мягкими чертами лица, обветренными еще в первые годы его службы в качестве моряка. Он сохранил стройную, подтянутую фигуру и в свои пятьдесят, и был выше большинства мужчин. Хотя в нем не чувствовалась постоянная напряженность, она заметила запуганных людей, как младше его по возрасту, так и его сверстников. Но у него не было телосложения, которое она бы назвала устрашающим.

Не тогда, когда она стояла в присутствии таких левиафанов, как Черное Сердце Бен- Мора и Грача или рядом с огромным титаном, которым был Себастьян Монкрифф.

— Какая вы необыкновенная, графиня, — ответил он снисходительным тоном. — Большинство женщин, столь преданных моде, стараются не есть так много и так часто. Хотя, я полагаю, вам повезло, что вы умеете создавать свои собственные платья, когда в этом, без сомнения, возникнет необходимость.

Вероника улыбнулась ему, надеясь, что она не обнажит столько зубов, сколько ей хотелось.

—Вдовствующая графиня, — поправила она его. — Я знаю, что вы не получили благородного образования, поэтому не против напомнить вам, что соразмерно обращаться ко мне «миледи».

Его глаза сузились, а улыбка превратилась в нечто такое, что в дикой природе могло бы сопровождаться рычанием.

«Ах да, как грустно. Ты часто такой веселый, что я забываю, что человека, который вытащил тебя из трясины посредственности, убили. И ты будешь таким же мертвым»,— эта дикая мысль поразила ее.

Вероника все меньше и меньше переживала из-за его неминуемой кончины, а в его компании она провела всего несколько минут.

Этот человек продавал женщин и детей, по крайней мере, так говорил Монкрифф. Именно тогда, когда она уже не думала, что он может быть более злым…

Веллер щелкнул пальцами персоналу и потребовал завтрак, лишая всякой потребности в ответе. Женщины Веллера с того момента не прикасались к еде, пока он не занялся своим завтраком, и даже тогда они жевали так, будто деликатесы имели привкус золы.

— Сегодня утром я узнал кое-что от… болтливого собеседника, — сказал Веллер, откусив кусочек. Он явно имел в виду любовницу, с которой провел ночь, намереваясь смутить или обидеть свою жену. Такие люди, как он, редко осознавали, что их отсутствие на самом деле было облегчением.

— Ты не говоришь, дорогой, — послушно ответила Адриенн, самым обезоруживающим образом моргнув бледными глазами на мужа. Она была когда-то скандально молодой невестой и, таким образом, еще до того, как ей исполнилось сорок лет, имела красивую дочь. Однако брак с таким человеком, как Веллер, и восемь последующих неудачных беременностей оставили у нее на лбу глубокие морщины и сковали ее нахмуренные брови. Тени проступали через кожу под ее глазами, которая обвисла от усталости, и даже ее прическа медового цвета, казалось, обвисла в его присутствии.

Вероника вспомнила свое, похожее на ее когда-то в прошлом, выражение лица в зеркале.

Господи, как ей хотелось забрать с собой Адриен, но, как и многие женщины, она настояла на том, чтобы остаться с мужем.

— Что ты услышал, папа? — слишком оживленно спросила Пенелопа, пока она помешивала чай.

Он выпятил грудь.

— На борту находятся не только герцогиня Ловуд и ее дочь, но и бывший граф. Я встретил его вчера вечером в служебном вагоне. Отличный парень, совсем не такой, как пишут в газетах.

Вероника замерла.

Бывший граф. Она уже слышала это прозвище раньше. Когда графиня Нортуолк упомянула об этом в отношении Себастьяна Монкриффа. Граф Кростуэйт, как она его называла. Как бы ни хотелось Веронике расследовать это дело в течение нескольких месяцев с тех пор, как она встретила этого человека, она никогда не позволяла себе этого сделать. Заглянуть в его прошлое значило бы признать, что Монкрифф оказал на нее сильное влияние, достаточное, по крайней мере, чтобы возбудить любопытство.

— Почему они называют его бывшим графом?— она не могла не спросить.

— О, ты не знаешь? —победоносный смешок вызвал у нее отвращение. Такие люди, как Веллер, с удовольствием обучали непосвященных. — Отец Кростуэйта умер, когда он учился в школе-интернате. Титул старый, присвоенный еще в те времена, когда на троне стоял Йорк, но старый Генри Монкрифф потерял последние остатки состояния и начал распределять землю, чтобы выплатить долги. После его смерти большая часть всего остального была взята в виде налогов. Итак, мальчик так и не вернулся в промозглые руины, которые даже Корона не хотела отнимать у него…

— …Вместо этого он стал пиратом,— голос Монкриффа был таким же гладким, холодным и смертоносным, как и его клинок прошлой ночью.

Вероника чуть не уронила чашку, но не смогла избежать падения блюдца, которое с грохотом упало. Осознание разливалось по ее спине, и каждый волосок на ее теле вибрировал с тревожной частотой. Электрические ощущения, проносящиеся сквозь нее, грозили воспламенить ее.