— Объелся груш. — Она улыбнулась. — Тебя как звать-то?

— Данила. — Он тоже улыбнулся.

— Света, — сказала она шутливо-официально и протянула руку.

Он, глупо улыбаясь, пожал.

Они ели макароны, лежа в постели. На ней были надеты его наушники. Данила одной рукой захватывал макароны, а другой переключал песни на плеере, кратко комментируя. Ему было приятно, что ей они тоже нравятся, и вкусно есть макароны вот так, лежа в постели с улыбающейся девушкой. И неважно, что она не слышит его.

— Телефон дай! — громко попросил он. — Телефон, — показал он жестом, и она поняла. Когда она потянулась за трубкой, простыня откинулась, и Данила заметил два свежих кровоподтека на ее спине.

Он расстроился и выключил плеер. Протягивая ему телефон и продолжая улыбаться, она спросила:

— Ты чего?

— Муж?

Она поняла, и улыбка сбежала с ее лица. Она отвернулась.

— Расскажи, — попросила она.

— Не хочу.

Данила набрал номер:

— Здравствуй, брат. Деньги отдай мне, ладно?

— Даня! Я тебя обыскался. Дело есть. Ты где?

— Да тут, в городе.

Витя быстро записал высвеченный на экране номер:

— Пропал, смотри-ка! У тебя все хорошо?

— Нормально.

— Давай ко мне быстро! Тачку бери и бегом…

— Щас приеду.

— Давай.

Данила положил трубку и посмотрел на Свету.

— А ты бы смог ударить женщину?

— Не знаю. Не пробовал, — пробубнил он и стал одеваться.

Виктор ходил по комнате. Даня сидел за столом, изредка поглядывая на брата.

— Ты пойми, брат. Это гад. Беспредельщик. Можешь заплатить и будешь в его программе. Нет — пошел на хер. Почему, думаешь, там одна попса? Продюсеры их бобов нарубили и башляют этому козлу. А настоящие музыканты не могут. А реклама всем нужна. Ты часто видел там Гребенщикова, Кинчева или Бутусова? Может, Шевчука видел, а?

Данила внимательно посмотрел на Виктора.

— Пидор он, — продолжал тот. — Наши лучшие питерские парни ему заплатили за программу, а он деньги взял, сука, а потом говорит: «Мало. Давай еще». Ему сказали, он неправ. И так предупредили, и этак…В общем, решили валить. Он знает. Охраной обложился. На улице не появляется. Только на машине. Парадка охраняется. В общем, в Москве никак… Музыканты сказали, что в субботу он на два дня в Питер приезжает на концерты. Остановится у своего друга-режиссера на Васильевском. — Виктор выдержал паузу и заговорил тихо: — Короче, с тобой будут двое на случай, если войдет охрана. Впустите его в квартиру, а там валите. Уйдете через чердак. Я проверил. Вот план. — Он стал рисовать.

Данила смотрел на бумажку, на Виктора.

— Десятка твоя, брат. Это очень большие деньги. Года на два хватит, — сказал Виктор со значением, отложив карандаш, и посмотрел брату в глаза.

Данила выдержал взгляд и улыбнулся. Виктор сразу расслабился, и стало ясно, что он волновался.

— Вот кассета с программами. Видик надо тебе надыбать только… — Виктор задумался.

— Есть, — сказал Данила, по-прежнему глядя на брата.

— Где? — Виктор быстро посмотрел на него.

— Купил двойку. — Данила улыбнулся.

Виктор не поверил и настороженно проводил брата взглядом.

Данила вставил карточку и набрал номер:

— Ты дома?

Улыбнулся.

— А видик есть у тебя?.. Не… Ну… Так я приеду? Ага.

Данила испугался, когда из видеомагнитофона вылез кассетный блок. «Электронику» он видел впервые и растерялся. Света присела на корточки и помогла ему вставить кассету.

Изображение было плохое. Они сели на диван.

— Это каждую пятницу показывают.

— Ага… Говорят, он пидор. Я пидоров не люблю.

— Да он мне никогда не нравился. Одни понты.

Запищал телефон.

— Да, — резко сказала Света. — Нет. Сегодня нет. Выходные у меня. Нет, я сказала. Нельзя, не хочу, нет… Да вот так. Все. Не хочу я с тобой дискуссии разводить. И не звони мне. Пока.

Сжав губы, Данила смотрел на экран, но не видел. Он весь сосредоточился на разговоре.

— Муж? — спросил он тихо.

— А? Нет, это напарница просила подменить… Она ответила неуверенно, еще не придя в себя от разговора, и Данила понял, что она соврала.

На экране пошел клип то ли Сташевского, то ли Осина. Света снова села рядом. Возникла неловкая напряженная пауза.

— Не нравится он мне, — вдруг сказал Данила.

— И мне не нравится. — Она улыбнулась и прижалась к нему. — А ты где служил? — почему-то спросила она.

— В стройбате. Дороги чинил, — сказал он и неловко поцеловал ее.

Темнело рано. В теплом свете вечернего солнца ее грузовой трамвай проехал по мосту через Малую Неву. Она тихо улыбалась, задумчиво глядя вперед. Громыхал трамвай.

Данила сидел перед телевизором, плотно сжав зубы. Громко играла музыка. На экране мужчина в одежде палача хлестал пристегнутую цепями к кровати обнаженную женщину.

Данила достал с полки альбом, открыл его. Там тоже оказались только фотографии истязаний. Следующий содержал живописные разных времен истязания к произведениям де Сада.

Он посмотрел на большую собачью будку в углу комнаты, потом на фото женщины в будке.

В шкафу он нашел кожаный ошейник с цепью и многохвостную плетку.

Света шла из парка по вечерним почти пустым улицам Петербурга.

Щелкнул замок, и она вошла. Данила сидел на полу, окруженный альбомами и всевозможными странными предметами туалета из черной кожи.

— У тебя нет мужа, — тихо сказал он и посмотрел ей в глаза.

Она растерялась:

— Понимаешь, Данила. Это игра. Это как игра. Мы все играем во что-нибудь. Придумываем. Вот так и здесь, — говоря, она присела к нему. — Вот ты во что любил играть в детстве?

— В хоккей, — он смотрел ей прямо в глаза. Она совсем растерялась:

— Я не это