Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девчата Родины моей!
Чтоб в яростной войне
Я стал к врагу в три раза злей,
Пишите письма мне,—
звучит единое настроение, единая мысль, сущность которой выражена особенно ярко в стихотворении девушки-ленинградки:
Все для Родины — ее закон.
Теми же чувствами продиктованы и песни-ответы и песни-письма девушек (см. №№ 71—75).
Мотивы единения фронта и тыла глубоко проникают в поэзию народа.
Так, например, слагается в Уральском добровольческом танковом корпусе песня, в которой фронтовики вспоминают о подарке уральских рабочих1.
В свою очередь и в тылу создавались песни, которые входили в репертуар фронтовиков.
На завершающем этапе войны новые настроения порождают новую тематику лирической песни. Возвращение на родину, в родной дом, радость встречи с близкими, радость победителя — темы, все чаще и чаще встречающиеся во фронтовой лирике последних лет войны.
Вместе с тем лирические темы, особенно характерные для этого периода, не вытесняют из репертуара бойцов героической песни, которая продолжает звучать и на этом заключительном этапе войны.
На всем протяжении войны каждая часть имела свою походную песню, боевая хроника которой, в связи с блистательными победами Советской Армии, постоянно пополнялась новыми событиями и фактами.
Таков характер, например, «Марша 716-го артиллерийского полка».
Сражались мы под Ельней и Бреслау,
Средь финских скал и Пруссии болот,
И от Москвы зениток наших славу
Все время гордо мы несем вперед... («N 2 17).
«Бить врагов я начал в Сталинграде»,— поется в «Песенке фронтовика», сложенной на одном из участков фронта.
Шаг за шагом отмечает походная песня сражения и победы своего боевого соединения (см., напр., № 14—17, № 106).
В 1945 г. в Германии в танковом корпусе сложился «Походный вальс» на мотив песни Исаковского — Блантера «В лесу прифронтовом». В песне молодого поэта-фронтовика А. Янежича звучит голос Советской Армии-победительницы, всегда готовой встать на защиту родных рубежей.
...Мы с этим вальсом шли вперед
За наш родной народ,
Походный вальс, любимый вальс
Наш гармонист поет.
Про наши встречи, про девчат,
Оставленных вдали,
И про героев — про ребят,
Что до границ дошли;
Что снова мы готовы в бой,
В победный бой идти,
Что в мире силы нет такой,
Чтоб наш удар снести («N* 103).
Огромный исторический интерес представляют песни, посвященные завершающим боям — штурму и падению гитлеровского Берлина:
И вновь знамена русские победы Мы принесли в поверженный Берлин.
Содержание этих строк является лейтмотивом многих песен той поры.
Запечатлен в песнях и великий день победы над фашистской Германией:
Эту песню в Берлине сложили,
Но Россия нам вся подпоет,
Как советский народ шел в последний поход,
Как фашистов в боях разгромили («N* 105).
В дни капитуляции фашистской Германии особую популярность приобретают песни типа «Застольной». Они появляются на различных участках фронта, варьируясь в соответствии с новыми событиями.
Если в годы войны о боевом пути пели в строевой походной песне, то теперь широкое распространение получает застольная песня, темой которой являются воспоминания о пути пройденном. Завязкой для песен этого типа служит момент расставания с боевыми товарищами.
Время пришло, и прощаться приходится
С хлопцами роты штабной.
Выпить бы надо да вспомнить, как водится,
Где мы ходили на бой... (№ 106).
И за рубежом родной земли подолжают звучать песни, возникшие и певшиеся в дни боев за свои города и села.
Характерно, что наиболее популярные фронтовые песни были подхвачены и исполнялись в странах, освобожденных Советской Армией от фашистского рабства. Фронтовики свидетельствуют, что такие, например, песни, как «Огонек», «Катюша», «По долинам и по взгорьям», — пели и чехи, и поляки, и болгары, и румыны и другие народы.
* * *
В докладе на торжественном заседании 6 ноября 1941 г. товарищ Сталин сказал: «Не может быть сомнения, что идея защиты своего Отечества, во имя чего и воюют наши люди, должна породить и действительно порождает в нашей армии героев, цементирующих Красную Армию, тогда как идея захвата и ограбления чужой страны, во имя чего, собственно, и ведут войну немцы, должна породить и действительно порождает в немецкой армии профессиональных грабителей, лишённых каких-либо моральных устоев и разлагающих немецкую армию»1. Эта закономерность, так четко сформулированная товарищем Сталиным, дает ключ к пониманию поэтических образов песен Великой Отечественной войны.
В этих песнях встает прежде всего образ ее непосредственного участника — воина Советской Армии и народного мстителя — партизана. В ряде песен герой — историческое лицо — назван своим подлинным именем, подчас известным всей стране, как, например, Доватор (№ 21), Черняховский (№ 23), Матросов (№27) и другие. Но часто песня запечатлевает образ и имя местного героя, известность которого ограничивается пределами данного подразделения, части или полка. Таковы песни о снайперах Мозовце (№ 24), Ильине и Гончарове (№ 25), песни-некрологи о полковнике Садыкове (№ 22) и другие. Однако, запечатлевая имя героя и документируя тем самым его подвиг, песня вместе с тем типизирует его образ. В ряде случаев песня, утратив связь с определенным лицом, живет как песня о безыменном герое.
С другой стороны, момент обобщения в песнях настолько силен, а действительность давала такое количество примеров подвига, что часто песня о герое без имени применялась к конкретному историческому лицу, наполняясь живыми фактическими подробностями. Такова, например, песня «В чистом поле, поле под ракитой», которая в соответствующей переделке бытовала в одном из партизанских районов Белоруссии,— ее героем стал местный партизан Михаил Голдышев (№ 90, комментарий).
Герой песен строевых, маршевых — коллектив, собирательное лицо, мощь и мужество которого воспеваются: «И мы идем лавиной несдержимой...» или: «Пусть наша сила громом разразится».
Характеристика этого коллектива в полковых песнях гвардейцев, артиллеристов, танкистов и других дается обычно в общей декларативной форме: «Гвардейцы зря не любят говорить»; «Наш порох сух, снарядов точен лёт»; «Наша воля к победе — из стали» и т. д.
Полковые песни, воспевая своих героев, своих любимых командиров, называют их имена, указывают точно время и место совершенного ими подвига, сочетая это стремление к исторической точности с патетической приподнятостью тона. Таков характер песен о Доваторе, Черняховском, Садыкове,