обязательно расспрошу медсестру, как его зовут (Веру этими вопросами точно лучше не беспокоить, чтобы потом не пришлось придумывать, для чего мне понадобились его паспортные данные).

— Он тебя обидел?

— Нет, нет! – Слишком очевидно быстрый ответ. Она не врет, но вряд ли это чучело пришло с визитом вежливости.

Ясно, значит, разговор с этим мудаком у меня будет очень серьезный.

Какое-то время мы просто молчим. Я стою спиной, только по еле слышным вздохам понимая, что Планетка все-таки существует в этой реальности, хотя, несмотря ни на что, какая-то часть меня все равно трусливо продолжает сомневаться в том, что на этот раз все по-настоящему.

Усмехаюсь, вдруг осознавая до смешного простую и, в то же время, сложную вещь.

— Знаешь, - рискую заговорить первым и ловлю ее еле слышное «угу», - я не боюсь, когда над головой ракеты летают, но я очень боюсь, что ты снова можешь оказаться просто моим сном. Можешь ржать над тем, какой я придурок.

Она молчит, и на секунду я сомневаюсь, что она до сих пор стоит сзади. А потом чувствую несмелое прикосновение пальцев к своей ладони. Вздрагиваю от ощущения тепла ее кожи и только теперь позволяю себе поверить на всю катушку - не сплю, блядь, на этот раз точно не сплю.

А потом, когда она крепко обхватывает мою руку своими ладонями, до боли в челюстях сжимаю зубы, потому что чувствую какими острыми и почти колючими стали ее костяшки. Когда только впервые ее увидел - там, в углу, подумал, что она похожа на призрака - слишком тонкая, слишком бледная.

Хочу посмотреть на нее, но Вера прижимается лбом к моей спине и шепчет:

— Не надо, не смотри на меня. Я… ужасная.

Наверное, я слишком резко делаю по-своему, потому что, когда поворачиваюсь к ней, она неловко пытается пятиться назад, за занавеску. Но почти не двигается с места, потому что не в состоянии даже оторвать от пола «полочку» ходунков.

— Пожалуйста, не смотри! - Она срывается на слабый беспомощный крик, мотает головой, и волосы падают ей на лоб, скрывая то, что я уже и так успел увидеть - глубоко впавшие щеки, темные круги под глазами, бледные губы. - Я совсем некрасивая. И… я… совсем не то, на что приятно смотреть.

Когда-то, несколько лет назад, когда мне не повезло вовремя спрятаться от «прилета», меня крепко зацепило осколком. Я тогда тоже провалялся в больнице пару месяцев и фактически учился заново ходить. А когда вернулся в зал, тоже чувствовал себя куском тощего дерьма, особенно на фоне здоровенных мужиков, которые запросто могли переломить через колено любую мою кость. Мне тогда тоже не нравилось собственное отражение в зеркале. Так что мне очень даже понятно, откуда в ее голове эта ересь.

Но правда в том, что даже если бы она не стояла на своих ногах, а, как на тех фотках, сидела в инвалидном кресле, она все равно была бы моей Планеткой. Маленькой, храброй, сильной. Только очень худой. Но точно не из тех тёлок, которые ревут из-за занозы в пальце. Могу поспорить, она даже когда мучается от боли, всем улыбается.

— Ты, малыш, как всегда несешь хуйню, - бормочу почему-то севшим голосом, протягиваю руки и в одно движение выдергиваю ее из «стальной» крепости ходунков.

Прижимаю к себе сначала изо всех сил, а потом ослабляю хватку. Даже через одежду чувствую под пальцами ее выпирающие ребра - настолько выпуклые, что их можно перебирать как клавиши музыкального инструмента. Реально боюсь сломать. Не знаю, сколько она весит, но как будто даже меньше того игрушечного медведя, который валяется где-то за порогом.

— Прости, что я так долго, - шепчу куда-то ей в волосы, которые щекочут нос, когда она обхватывает мою шею руками и прижимается изо всех сил, как будто хочет насквозь проткнуть меня собой. - Я уже начал думать, что ты решила спрятаться и от меня тоже.

Она всхлипывает.

Мелко дрожит, как котенок.

Ладно, по фигу, я смирюсь с тем, что думаю об этой женщине только сопливыми эпитетами. Пусть она, бля, будет хоть котенком, хоть худышкой, хоть плюшевой овечкой - лишь бы всегда была вот так же близко, на расстоянии вытянутой руки.

— Я думала, что совсем не нужна тебе, - признается Планетка.

— Я ничего не знал, малыш. Прости. Я придурок.

Признаюсь в этом - и снова чувствую себя говном вселенского масштаба. Надо было дожимать. Еще тогда, когда сидели в обнимку - и нам обоим, если уж начистоту, было по хуй на то, что в любую минуту может зайти Олег или кто-то из гостей, и наш маленький свежий роман сразу перестанет быть тайным. Нужно было просто задушить голос совести и забрать ее себе. В тот же, блядь, вечер. А о последствиях думать потом.

Я понял свою ошибку, когда начал ее искать. Сначала очень резво, подключая свои каналы и связи, потому что результат всегда был очень быстрым - в течение пары недель, но обычно даже меньше. А потом, когда вышли все сроки, но я так и не смог узнать, в какой она больнице, потому что, блядь, в этих европейских странах дрожат над конфиденциальностью больше, чем в некоторых государствах над базами разведчиков, понял, что могу ее потерять. Совсем потерять. С концами. И примерно тогда же в моей голове случился сначала глобальный пиздец, потом сдвиг в системе ценностей, а потом я пообещал себе, что, когда найду ее - Олег ее никогда не получит.

Жаль только, что так впустую потратил время.

И не был рядом, пока она заново училась делать первые шаги.

— Я боялась, что Олег меня найдет. - Она вздрагивает, как будто ей становится морозно от одного только имени. - Он приехал с тобой? На улице? Здесь?

Вера немного отклоняется, смотрит на меня с немой мольбой. Я почти забыл, какого невероятного цвета у нее глаза, и как ей идут большие круглые очки в стиле Гарри Поттера. Когда мы познакомились, она была почти в таких же. А потом я всегда видел ее без них. Наверное, Олег настоял, чтобы носила линзы - он всегда брезговал женщинами с явными «физическими дефектами», а мне всегда нравились девушки в очках, особенно в обнимку с книгой из моей любимой серии. Правда, сочетание очков и книги я встретил только однажды. И это чудесное «сочетание»