«соберёмся в кучу, вломим всех некислых люлей и сами станем править?» Не верю, нашлись бы пацифисты. Появилась некая угроза, с которой все вместе маги будут героически бороться? Почему ко мне не пришли? Проблема эта — Хаарт? Тем более, почему ко мне не пришли? Или восстания нежити ждут? Ну… Чисто теоретически это возможно, но… Не тянем мы на угрозу мирового масштаба. Хаарт не может уйти далеко, я тем более. На бумаге у меня целая толпа скелетов в загашнике, сильных, защищённых, опасных. На деле — это только резерв для обороны, вот прямо здесь. Для каких-либо вдумчивых операций за пределами крепости мне нужно больше чем четыре Лича.

Да, младших у меня четверо, к Эрсту и Цваю присоединились Драй и Фир, больше я сейчас создать не мог. И вообще, насколько мог почувствовать, пока эти четверо не достигнут определённого уровня, я и сам не смогу развиваться дальше. Так вот, эта четвёрка и я — это пять командных единиц. Всё, вся армия нежити завязана на нас. В теории я могу послать Эрста с тысячей скелетов выполнять какой-нибудь приказ, но положат Эрста — конец армии. А Личи далеко не неуязвимые. Поэтому отрядом должны управлять несколько командиров, причём каждый должен весь этот отряд тянуть в одно лицо, в случае чего. В обороне — да, можно и в одно лицо держать, но в полевом сражении — ни в коем случае.

Вот и получалось, что у меня всего одна полевая армия, причём совершенно непонятно, какого уровня, в полевых сражениях-то мы как следует не участвовали, с нормальными армиями людей не сталкивались. И, честно говоря, не слишком стремлюсь проверять боеспособность. Я как-нибудь лучше ослом, гружёным золотом, обойдусь.

Глава 5

— У любого события есть причины и следствия. Ничто не происходит само по себе. Всё и всегда взаимосвязано с окружающим миром.

Сам себе я казался дураком, объясняющим банальные, элементарные вещи. Однако это была часть обучения, потому что мои слушатели не знали и этого. Дети меня прилежно слушали, даже, можно сказать, дисциплинированно. Педагогический состав, в лице меня в первую очередь, хотя остальные помогали по мере сил, старался подходить к воспитанию по науке. Детям хочется играть и веселиться, потому что они дети. Точно так же река течёт, потому что она река. С этим хрен поспоришь. И надо не бороться с явлением, а направлять. Многие животные используют игры в процессе обучения. Значит, что? Вместо унылых, насквозь формальных и скучных уроков «физкультуры» мы сделали всё, чтобы превратить физическое развитие в игру.

И детишки на таких уроках выматывались до полного нестояния, чтобы получить возможность несколько часов заниматься серьёзными вещами. Здесь, опять же, активно использовались поощрения и наказания. Не формальные «оценки», которые в рот не положишь, а поощрения в виде вкусностей или игрушек, или чего-то иного. Дети систему поняли довольно быстро, на то и дети, поэтому учились прилежно, насколько могли.

Поэтому сейчас, несмотря на то что я рассказывал какую-то заумь, меня старались слушать и понять.

— Вот ты, Зейн, идёшь себе по улице. И вдруг в тебя на всей скорости влетает Голо и, не извинившись, вскакивает и бежит дальше. А тебе больно, тебя уронили. Неприятно, правда?

Зейн закивал.

— Казалось бы, Голо поступил плохо, бежал не разбирая дороги, врезался, не помог и так далее. Но! Минуту назад Голо играл с Улуром, и во время игры Улур поскользнулся и упал, что-нибудь себе разбив или сломав.

— Как Бари три дня назад, — подтвердила Лулу, самая маленькая в классе, поэтому ей пока прощали комментарии с места.

— Или как Бари, — соглашаюсь. — И Голо, как и положено, побежал за инструктором. И чем быстрее он бежит, тем быстрее помогут другу. И вот уже Голо не плохой парень, сбивший друга, а хороший парень, пытающийся другу помочь. Правильно?

Неуверенные кивки с мест, а сам Голо поднимает руку.

— Что, Голо? — поощряю парня.

— Я должен был не бежать, а подать сигнал, как нас учили.

— Правильно, — одобряю. — И вот снова получается, что ты неправильно поступил. И сигнал не подал, да ещё и Зейна сбил, пока бежал. А если ему теперь тоже требуется помощь? Но мы отвлеклись. Почему нужно следовать инструкциям, вы уже все выучили. Я говорю о другом, — возвращаю разговор в правильное русло. — Я говорил о том, что некий поступок может казаться чем угодно, если вы не знаете его причин.

Заглядываю в глаза детей. Поймут или не поймут?

— Причина есть у всего. Пошёл дождь? У этого есть причины. В воздухе, там высоко, накопилось много влаги. Помните из уроков природоведения?

Дети кивают.

— Кто-то заболел? Даже просто закашлял? Попала пыль в горло. В комнате стало холодно? Кто-то забыл закрыть окно. И так далее. Однако причина — это тоже событие, у которого тоже есть причина. Стало холодно, потому что кто-то забыл закрыть окно. Забыл закрыть окно дежурный, потому что уснул до заката. Уснул, потому что устал и попросил друга. А друг забыл, потому что… И так далее. Кто готов составить такую же цепочку причин?

Дети задумались, за ответы на уроках хорошо поощряли, а за неправильные ответы не наказывали. Поэтому один за другим мои ученики втянулись в процесс. После десятка ответов, причём последние четыре были уже вполне верными, дети поняли механику, мне пришлось завершить занятие. Время, сейчас пойдёт падение концентрации, больше детишки ничего не запомнят.

Над этим я тоже работаю, постепенно увеличивая нагрузку. По моему плану через два года они должны выдерживать часовое занятие с коротким перерывом в середине. Результаты применения коротких уроков… Двояки. С одной стороны, материала за прошедший год дети получили не много. Основы природоведения, речь, основы математики. С другой, полученный материал они знали крепко и легко применяли.

Чувствую себя древним греком, с помощью палочки и стилуса пытающимся рассказать строение мира. Я знаю, что нужно учить детей самообразованию. В том смысле, что мой будущий кадровый резерв должен уметь разбираться в незнакомых вопросах самостоятельно, опираясь на уже сложившуюся в голове базу знаний. Звучит красиво, на деле я банально не успеваю создавать книги, в которых детишки могли бы почерпнуть знания самостоятельно. Главная загвоздка: делать книги, понятные моим подопечным — выбрасывать ресурсы в трубу. Это надо небольшой объём материала облечь в понятный формат, с картинками. Как букварь, на одну букву целый разворот. Только вот букварь был основной системы, которую собирали воедино десятки, если сотни специалистов, педагогов и психологов. А мне это всё надо из одной головы родить.

В общем, печатать детские книжки — выкидывать ресурсы. У меня пока не так много возможностей, чтобы тратиться на это. Ситуация скорее такая, если задамся целью написать учебники для относительно взрослых молодых людей, уже способных потратить несколько часов на чтение скучного текста, не теряя в процессе концентрацию, сами книги-то я, может быть, и напишу. Однако могу не успеть напечатать к взрослению подрастающего поколения. А если промахнусь? Если, не заложив привычку читать и работать с книгами, я не смогу научить этому детей в будущем? Вопросы, на которые нет ответа.

Поэтому я продолжаю учить детей, а ночами составляю будущие учебники. Когда-то смеялся над задачками из последних детских учебников, было у ёжика пять айфонов, но два отобрал кролик, сколько у ёжика осталось, и как сильно ему влетит от ежихи. Сейчас это моя суровая реальность теперь. Я по десятку задач за ночь иногда придумываю, и там не банальные сложение и вычитание. Будут надо мной потомки ржать, чувствую.

— Ну что, готовы?

А вечером у меня проходили другие уроки. Не каждый день, к счастью, но выматывался больше, чем с детишками. В нашем маленьком классе, специальной комнате, выделенной под конкретно эти занятия, собралась тестовая группа. Взрослые и уже образованные люди, на которых я отрабатывал уроки. Естественно, не ту начальную арифметику, а уже продвинутые вещи, всякую алгебру, биологию, физику и прочие науки.

— Готовы, — ответил за всех Дуглас.

Учился у меня он, две его сестры, да торговцы, кто находился на момент урока в крепости. Было желание привлекать к занятиям всех желающих, но здесь уже я не тянул такое количество учеников, тем более взрослых.

— Сегодня я буду пытать вас квадратным