закатить пир для сторожей означало: наварить вдоволь супа и наесться до отвала.

Стали подсчитывать: на шестерых нужно купить полтора фунта мяса — тридцать копеек, пятьдесят граммов чая — десять копеек. Каждый из сторожей давно уже мечтал полакомиться городским белым хлебом. Хлеб — двадцать копеек.

Всего получилось шестьдесят копеек — по гривеннику с брата.

С грехом пополам наскребли эту сумму. И, посоветовавшись, сказали Алты:

— Ты самый молодой, вот тебе деньги, пойдешь в город, купишь там все, что нужно.

Алты, сам не свой от радости, вприпрыжку понесся по дороге, ведущей в город. Он был в Теджене лишь однажды, несколько лет назад, со старшим братом. Брат купил ему немного халвы — на всем свете не было ничего вкусней этой халвы! — Алты до сих пор помнил ее вкус. Ох и сладкая же! Вот бы еще раз ее отведать. В городе-то завались этого лакомства! Только что проку? Карманы у Алты пустые, нечего и думать о халве. Недаром же говорится, что халва достается хакимам[8], а сиротам лишь тумаки.

9

Вот и Теджен. Алты словно попал в другой мир. Еще на подходе к городу он увидел поезд: паровоз, гудя и грозно пыхтя, тянул за собой вереницу вагонов. Земля содрогалась под его огромными колесами. Он показался Алты чудовищем из сказки: не иначе, как нечистая сила двигала его стальными суставами! Это было страшное и интереснейшее зрелище!

А город оглушил Алты грохотом повозок, переливчатым трезвоном колокольчиков на фаэтонах. Алты глядел на них во все глаза и с изумлением думал: «Неужели же есть счастливцы, которые могут раскатывать в этих нарядных фаэтонах?»

Дразнящие городские запахи щекотали ему ноздри. Он заглядывал в магазины, глазел на многоцветные ткани и, рассматривая собственную одежду, вздыхал: «Ведь есть же счастливчики, что шьют себе брюки из добротного сукна, вот такого, как в этой витрине…»

И Алты решил: как наступит лето, он опять наймется на работу к какому-нибудь баю, купит дорогое сукно и сошьет себе брюки. Приятели лопнут от зависти! И чокай добудет новые. Нет, к черту чокаи, он приобретет черные блестящие сапоги со скрипом, а на голову водрузит мохнатую папаху. И все будут звать его не Алты Карли, а Алты-хан!

Он вновь критически оглядел себя и вздохнул: «Эх, размечтался! На плешивой голове волосам не вырасти».

Алты шагал посередине мостовой: не знал, что в городе полагалось ходить по тротуарам. Встречные экипажи объезжали его, возницы смеялись. Все здесь изумляло и пугало Алты. Заметив человека в форменной фуражке, мальчик боязливо обходил его стороной.

Вдруг на одном из углов он увидел продавца, весело расхваливающего свой товар:

— Халва кунжутная! Халва ореховая! Халва волокнистая! Сладкая, дешевая, во рту тает, налетай, хватай! Слаще лакомства нет — не жалей монет! Хочешь стать хакимом не во сне, а наяву — покупай халву!

На лотке перед продавцом манящими горками высилась халва разных сортов. Алты вспомнил о той, которую покупал ему брат. Ах, до чего же она была сладкая, пальчики оближешь! Он стоял как завороженный возле лотка, не в силах оторвать глаз от халвы. Но денег у него не было…

Алты зажмурил глаза и поспешил прочь от лотка, но, не пройдя и нескольких шагов, вернулся. Небрежно спросил у продавца:

— Хозяин, почем халва?

— Один фунт — двадцать копеек.

Алты не представлял себе, много ли халвы в одном фунте, и задал вопрос по-иному:

— Ты скажи, сколько надо заплатить, чтобы наесться твоей халвы досыта?

Кто-то, однако, уже успел испортить продавцу настроение, он был зол и грубо рявкнул:

— А ну, убирайся отсюда!

Алты округлил глаза, разыгрывая преувеличенное удивление и обиду:

— Ты чего бранишься? Что я тебе сделал плохого?

— Ты-то? Ты тут ни при чем!

— А кто при чем?

— Так… одна скотина.

— Какая скотина?

Продавец сморщился, как от зубной боли:

— Ну что пристал? Сказано тебе, фунт халвы стоит двадцать копеек. Хочешь — бери, не хочешь — ступай своей дорогой и не морочь мне голову.

Алты страх как хотелось разузнать, на кого сердится продавец. В его глазах светилось такое любопытство, что продавец смягчился и все ему рассказал: надо же было кому-нибудь излить душу.

Оказывается, за минуту до Алты к лотку подошел какой-то толстяк и тоже, как Алты, принялся допытываться, за какую сумму продавец досыта накормит его халвой. Тот прикинул про себя: «Даже этому пузатому больше полутора фунтов не съесть — это тридцать копеек. Запрошу-ка я с него за все сорок, хоть гривенник, да выгадаю…» Толстяк бросил на лоток сорок копеек и накинулся на халву с такой жадностью, что продавец не успевал отвешивать ее и подавать пузатому. В мгновение ока он, как удав, заглотал три фунта. Продавец чуть не лопнул от злости и досады, а толстяк спокойно проговорил: «Что ты ее взвешиваешь? Мы же договорились, за сорок копеек кормишь меня досыта. А я твою халву толком еще и не распробовал. Дай-ка мне во-он ту пирамидку». Он ткнул пальцем в самый большой халвовый холм. Продавец трясущимися руками придвинул к нему халву, толстяк, как тигр, впился в нее зубами. Продавец не успел и глазом моргнуть, а уж халвы как не бывало! Стало ясно, что этот обжора способен слопать всю халву. Продавец швырнул толстяку сорок копеек, яростно прохрипел: «Скотина! Забирай свои деньги и проваливай. Ну!»

Вот оттого-то он и был так зол и сорвал зло на Алты.

Алты слушал его с жадным любопытством — он любил всякие занятные истории! И, слушая, зримо представлял себе и ненасытного хитрюгу покупателя, и взбешенного продавца. Он даже по ходу рассказа попробовал изобразить, как вел себя толстяк. Наверно, вышло похоже: продавец рас-смеялся и окончательно подобрел к пареньку. А Алты снова воззрился на горки халвы. Сил не было удержаться от соблазна! Он сунул руку в карман, нащупал монеты, завернутые в уголок платка, вздохнул — монет ни убавилось, ни прибавилось, и у каждой свое назначение. Но искушение было слишком велико, и Алты подумал: а что если купить вместо полутора фунтов фунт мяса? Никто и не заметит. Он извлек из платка гривенник, протянул его продавцу:

— Отвесь-ка полфунта!.. Вон той, кунжутной.

Эти полфунта словно растаяли у него во рту. Алты показалось, что он и не ел халвы, лишь раздразнил себя.

В это время к лотку подошел какой-то верзила, купил халвы, начал грызть ее, смачно причмокивая. Смотреть на это было пыткой, и Алты, еще не успев ни на что решиться, вдруг услышал собственный голос:

— Хозяин! Свешай-ка еще