– Держи! Просила ведь не пить из банки! Ветке звонил?

– Звонил, – неохотно ответил он. – Едет уже.

К тому времени, как до них добралась Веточка, Марина успела нормально нагрузиться и уже плоховато соображала.

– Может, спать пойдешь? – спросил Хохол, не особо надеясь на успех – видел, что ее повело, сейчас напьется до полного изумления.

– Нет. Неси еще бутылку, эту я уже освоила.

Освоить пришлось еще пару, Ветка от такой дозы воспылала неземной страстью к Розану, которого в трезвом уме и здравой памяти терпеть не могла, но под синим кайфом и он годился.

Марина же ясно и четко видела перед собой лицо Малыша – синие глаза, седые волосы, чуть опущенные уголки рта. Зрелище было настолько реальное, что она даже застонала от ужаса.

– Что с тобой? – наклонился к ней Хохол, неприязненно глянув на уже полуголую Ветку, сидящую на руках у Сереги, тоже не совсем свежего и одетого.

– Мне плохо, Женька… – выдохнула Марина, хватая его за руку.

– А то! Почти три литра в два рыла выпить – кому хорошо будет! Идем, спать надо, завтра умирать весь день будешь! – Он поднял хозяйку на руки и бросил обнявшимся Ветке и Сереге: – Не орите тут, идите в гостевую!

– О, а Коваль опять повезло! – захохотала пьяная ведьма, но Хохол рявкнул так, что та прикусила язычок:

– Захлопнись, дура! Чтоб я ни звука не слышал – урою, на хрен!

– Все, Женечка, мы тихонько посидим и спать пойдем! – присмирела Веточка, прекрасно помнившая, как крут бывает Хохол, если его достать.

– Да можете даже полежать, мне по фигу, но только чтоб тихо было – Маринка завтра и так с постели не встанет! – предупредил он, унося Коваль в спальню.

– Женя, не уходи, пожалуйста, – пробормотала она, когда он раздел ее и уложил, укутав покрывалом. – Останься со мной, я очень тебя прошу…

– Я не могу… я слово дал…

– Прошу тебя, мне очень плохо и страшно, не оставляй меня одну, Женя…

Он подчинился, правда, неохотно, и Коваль, обняв его и устроившись удобнее, провалилась в тяжелый, пьяный сон.

Утром голова трещала от дикого похмелья, руки тряслись, как у последней пьянчужки, Хохол предложил даже опохмелиться, но какой-то внутренний голос подсказал Марине, что лучше этого не делать.

– Дойдешь со своим футболом, – проворчал он, и Марина вспомнила:

– Кстати, Розан еще здесь?

– Где ж ему быть, козлу похмельному! Лежит в гостевой, стонет на весь дом, уже три банки пива высосал – не помогает. Здорова Ветка текилу лакать! Розана уделать – это ж уметь надо!

– Значит, Серега в ауте, придется самой ехать.

– Куда?

– К футболистам, я ж им денег обещала.

– Не поедешь никуда, не пущу! – восстал Хохол.

– Хотелось бы понаблюдать, как ты сделаешь это, дорогой, – холодно взглянув на него, сказала Коваль.

– Очень просто – надену наручники, и к спинке!

Она потянула его к себе и прошептала:

– Если ты хочешь, то по возвращении можешь так и сделать, я слова не скажу…

Хохол покраснел, злясь, что она всегда угадывает его тайные желания. Словом, Марина уговорила его поехать в «Империю удачи», хотя меньше всего на свете сейчас ей самой хотелось вставать и куда-то ехать.

Как она и предполагала, футбольные деятели попытались выудить у нее не сто сорок, а сто пятьдесят тысяч, мотивируя это необходимостью иметь свободные наличные деньги для расчетов с массажистами, водителями и прочей обслугой. Но тот, кто развел Коваль, еще не родился, и пришлось мужикам соглашаться на то, что дают. А у нее после их ухода созрело твердое решение ехать на Кипр и на месте убедиться, как и куда уходят деньги. Придется все же менять имидж, чтобы не опознали, да и с Хохлом надо что-то делать – уж больно внешность колоритная.

– Женька, едем в «Бэлль», – велела она, садясь в джип и откидываясь на спинку сиденья.

– Зачем? – удивился телохранитель.

– Будем менять внешность.

– Это зачем еще? – подозрительно покосился в ее сторону Женька, ожидая, как обычно, подвоха.

– Я еду на Кипр, но мне надо, чтобы эти козлы меня не узнали. И тебя, кстати, тоже.

– Ты мне предлагаешь волосы выкрасить, как петуху последнему? – возмутился он до глубины души.

– Фантазии у тебя нет, Хохол! Мы тебя наголо побреем и отрастим бородку с усами.

– Точно, за петуха начнут принимать! Ты совсем берега потеряла, Маринка! Мне в падлу в таком виде на люди!

– Не ори, а? – попросила Марина. – Это ненадолго, приедем – сбреешь. Может, еще самому понравится.

Ее идея была ему отвратительна, Коваль прекрасно видела, но была непреклонна, и Хохол с ворчанием согласился.

Девчонки в салоне встретили хозяйку радостно – она не приезжала к ним целых три месяца, было просто не до того, некогда тратить время на поездки за красотой, да и стимула тоже не было.

– Марина Викторовна, как можно так себя запускать? – ругалась парикмахерша Олеся, разглядывая Маринины волосы. – Какого вы цвета, скажите, пожалуйста, а то не разберу уже?

– Леся, крась в черный, не думай. И наращивать тоже будем, насколько возможно.

– Да я-то могу хоть в пол, только как ходить будете?

– Давай подлиннее, и цвет поярче, чтоб глаза рвало! – приказала Коваль, приготовившись к утомительному и долговременному процессу.

Через несколько часов узнать ее не смог бы и Хохол – рваная челка и иссиня-черные волосы, нарощенные до середины спины, сделали лицо еще более бледным.

– Линзы зеленые поставьте, – посоветовала Олеся из-за плеча. – Эффект будет сногсшибательный!

– Где там мой нянь, пусть оценит, – потянулась Марина и вздрогнула, увидев в зеркале за своей спиной обритую наголо голову Хохла. «Мать моя, ну и морда у него!»

– Не нравится? – усмехнулся он, проведя рукой по бритому затылку. – Отвык я от таких причесонов, самому дико – как на зону еду!

– Да-а! – протянула она. – Но бороду все равно отрастим, хоть немного цивилизованнее выглядеть будешь. Может быть.

Он захохотал, выдергивая Коваль из кресла и подкидывая вверх:

– Красотка моя! Ништяк девки сработали – не узнал бы, если бы рядом не сидел!

– Пусти меня, все испортишь! – отбивалась она, болтая ногами в черных замшевых сапогах без каблуков.

– Нет! – бросив Олесе и стригшей его самого Наталье по сто баксов, он вынес хозяйку к машине, прихватив с вешалки шубу. – Поехали, в кабаке посидим? – предложил он, и Марина согласилась – до вечера оставалось не так много времени, да и голова почти прошла.