– Пить только не давай мне, – попросила она, уже не надеясь на собственную силу воли и сознательность.

– Тебе не дашь, пожалуй! – усмехнулся Хохол. – Ты совсем берегов не видишь в последнее время, пьешь, как синячка какая! И все равно я от тебя балдею, моя киска… – Это было сказано шепотом на ухо и сопровождалось легким укусом за мочку уха.

– Не зарывайся! – строго сказала Коваль, щелкнув его по носу. – Мы не дома. В «Шар» не хочу, поехали в «Латину». – Предложение возникло само собой и поддержано было с неохотой – Хохол дико ревновал ее к Карлосу, который по-прежнему работал в клубе, ставил шоу. Правда, Марина давно его не видела – после ранения в позвоночник желание танцевать исчезло…

– Больше некуда?

– Я ж не танцую теперь. Между прочим, Егор меня к нему не ревновал.

– А я буду! Моя женщина останется только моей, делить не стану!

– Ты не попутал? Я – не твоя женщина, – отрезала она, помрачнев.

– Прости…

Он отвернулся в сторону, вынул сигареты, закурил, выпуская дым и щурясь. Коваль молчала – ей не нравилось то, что он сказал, никто на всем свете не имел прав на нее. Только Малыш. Хохол тоже понял, что хватил через край, выбросил окурок в окно и притянул Марину к себе, заглядывая виновато в глаза:

– Ну, прости дурака, не буду больше. Я знаю, о чем ты думаешь, вернее – о ком. Даже мертвый, он не выпускает тебя из своих рук, чертов собственник…

– Не сметь! Не сметь никогда, слышишь, никогда не сметь говорить о Егоре вообще хоть что-то! – заорала она, выдираясь из его рук. – Ведь я просила тебя!

– Да не ори ты! – разозлился Хохол, прищурив глазищи. – Молись на своего Малыша, надо же – святой нашелся! Гулял от тебя направо и налево, а ты…

Забыв, что перед ней не Серега Розан, Коваль размахнулась и врезала ему кулаком в нос – и тут же оказалась подмятой под сильное и тяжелое тело:

– Спятила, женщина? А если в ответку получишь?

– Попробуй! – Она смотрела на него враждебно, стараясь выбраться или руки освободить, но это было просто невозможно – сто десять килограммов как-никак… – Пусти!

– Нет. Поцелуй меня.

– Пошел ты! – рявкнула Марина, потеряв всякий рассудок, и Хохол, усмехнувшись, произнес:

– Ну, тогда я сам, – и закрыл ее рот своим.

Она от злости укусила его за губу, так сильно, что почувствовала вкус крови, но это не остановило Хохла, он продолжал целовать ее, не обращая внимания на ее попытки выбраться. Пришлось расслабиться и начать получать удовольствие…

– Вот и нормально, сразу бы так, – удовлетворенно проговорил он, отрываясь от губ и расстегивая шубу. – А то сопротивляется она…

– Всю прическу испортил, бугай чертов! Убери руки, до дома не дотерпишь никак?

– А дома что?

– Дома – все, что захочешь.

– Смотри – ты обещала! Приехали, выходи – «Латина» твоя.

В ее некогда любимом ресторане ничего не поменялось – та же сцена, те же пары на ней, тот же центральный стол, за которым так любил сидеть Егор, глядя на то, как его жену крутит в страстном танце черноволосый «латинос»…

И сам «латинос» в обтягивающей синей футболке и широких танцевальных брюках, с волосами, собранными в неизменный «хвостик», – вот он, увидел, бросился навстречу, радостно раскинув руки:

– Дорогая, где ж ты была так долго? – и осекся, глядя, как Марина подходит ближе, опираясь на трость, – как многие, не верил, что она и в самом деле инвалид.

– Привет! Станцуешь для меня? – спокойно спросила Коваль, усаживаясь за столик и приглашая Карлоса присесть рядом. – А то я теперь в немного нетоварном виде, так хоть со стороны посмотрю.

– Если ты – в нетоварном, то кто тогда в товарном, покажи мне! Ты стала еще лучше, чем была, не сочти за лесть. – Карлос оглядел ее с восхищением, отметив резкую смену имиджа и длинные волосы.

– Да уж! Похорошела! – усмехнувшись, ответила она, жестом подзывая официантку. – Кофе, текилу и лимон, Жанночка.

– «Айриш Крим», Марина Викторовна? – уточнила девушка и, когда та кивнула, удалилась.

– Ты не изменяешь привычкам, я смотрю. – Карлос улыбнулся и положил руку на Маринину, и тут же выросший за спиной Хохол встряхнул его за плечо:

– Не забывайся, братан!

Танцор слегка оторопел, было видно, что вмешательство огромного бугая с синими от наколок кистями ему неприятно и, более того, пугает.

– Остынь, Женя, – велела Марина, глянув на него с усмешкой – ревнует, бедолага, аж искры из глаз летят.

– Я же сказал – пусть руки уберет! – упрямо повторил Хохол, враждебно посмотрев на Карлоса.

– Проблемы какие-то, дорогой? – уставившись на телохранителя из-под челки, поинтересовалась Коваль, вытягивая из пачки сигарету.

– У меня – нет, а вот у него сейчас будут, – грозно ответил он.

Марину ситуация достала, и она кивнула Карлосу:

– Иди, у меня тут дельце личного характера. Так я увижу тебя на сцене или нет?

– Конечно, дорогая, все, что ты захочешь! – И он, поцеловав ей руку, ушел в гримерку.

Коваль повернулась к возвышающемуся над ней Хохлу:

– Присядь-ка, мой бдительный! – И, когда он опустился за столик рядом с ней, притянула к себе, схватив за водолазку: – Ты что, опять попутал что-то? Это что еще за фокусы, а? Я езжу сюда много лет, и никогда никому не приходило в голову запретить мне эти поездки или приревновать меня к Карлосу, ты – первый! Мне не нравится твое поведение, подумай об этом.

– Мне тоже кое-что не нравится, – отцепив ее пальцы от черной водолазки, сказал телохранитель. – Например, то, что ты на моих глазах заигрываешь с этим жеребилой. Он же на тебя облизывается, как кот на сметану!

– Женя, – произнесла Марина устало, затягиваясь сигаретой, – привыкни к этому – всю мою жизнь на меня кто-то облизывается, и кому-то даже удается сделать это не вхолостую. Как тебе, например. Поэтому – либо ты принимаешь все как есть, либо давай расставаться, потому что ты начинаешь посягать на мою свободу. А я не терплю этого, Женя.

– Ты меня гонишь? – тихо спросил он, взяв за руку и сжав ее.

– Я не могу тебя выгнать, ты ведь сам сказал – мы с тобой повязаны. Но свою свободу я ценю очень высоко, и даже Малыш не смел покушаться на это.

– Мне трудно, пойми, Маринка, я дурею, когда вижу всех этих козлов, которые крутятся вокруг тебя…

– Расслабься – кому нужна хромая баба! – усмехнулась она, гася в пепельнице окурок. – Поехали отсюда на фиг, вечер ты мне испортил.

На Кипр полетели десятого января, просидев в депутатском зале аэропорта до последнего, чтобы не попадаться на глаза руководству команды. Это не входило в Маринины планы, хотя даже Ветка, знавшая ее, как себя, не узнала при встрече. Где уж мужикам, видевшим Марину всего пару раз, в ярко накрашенной зеленоглазой брюнетке с длиннющими волосами, упакованной в черный кожаный костюм и белую норковую шубу, признать своего нового президента клуба! Но подстраховаться не мешает никогда.