денежные средства, Метелл — необходимый «административный ресурс». Марий, человек без роду и племени, был избран претором. «Затем одну за другой он достиг и других магистратур (выборных государственных должностей — В. А.) и, облеченный властью, всегда действовал так, что его признавали достойным более высокой должности, чем та, какую он исполнял» (Саллюстий). Когда же Римская республика оказалась в крайне сложной ситуации вследствие сильно затянувшейся, неудачной для римлян, войны со взбунтовавшимся Югуртой — «другом и союзником римского народа», то есть вассальным царем расположенной в (Северной) Африке Нумидии (описанной Саллюстием), Мария, известного своими военными талантами, избрали консулом (чему безуспешно противился Метелл). Как писал Саллюстий: «Мария уже давно мучила мечта стать консулом, для чего у него, за исключением древности происхождения, были в избытке все другие качества: настойчивость, честность, глубокое знание военного дела, величайшая храбрость на войне, скромность в мирное время, презрение к наслаждениям и богатствам, жадность к одной лишь славе <…>». И он добился своего, став первым римским консулом, не принадлежавшим к нобилитету. А ведь «тогда простому народу были уже доступны другие магистратуры, консульскую (же — В. А.) должность знать пока сохраняла за собой, еще передавая ее из рук в руки» (Саллюстий), ибо сочла бы эту должность «оскверненной», если бы ее занял свободный, но неродовитый римский гражданин. Времена, в которые римскими консулами стали «избираться», а на деле — «назначаться» не то что римские простолюдины, а прямо-таки отпетые «варвары» — галлы, германцы, иллирийцы, исаврийцы и аланы — еще, хвала богам, не наступили…

Избранный консулом, Марий (носивший, судя по сохранившейся монете 82 года, в этой должности густую бороду и шевелюру) победил-таки мятежного нумидийца Югурту, умудрявшегося на протяжении целого десятилетия водить Римскую мировую державу за нос, используя свои казавшиеся неисчерпаемыми финансовые ресурсы для подкупа коррумпированных римских магистратов и военачальников (известно крылатое изречение нумидийского царя о Риме: «Продажный город, обреченный на скорую гибель — если только найдет себе покупателя!»). Марий же не дал Югурте подкупить ни себя самого, ни своих подчиненных — и потому в итоге одержал победу над увертливым, как угорь, непокорным нумидийцем. Засевшая в сенате знать, косо смотревшая на «выскочку» Мария, все же была вынуждена, пусть даже скрипя зубами от досады, почтить триумфом полководца-«деревенщину», за которым стояла победоносная армия. А вот пригласили ли «отцы-сенаторы» безродного триумфатора на последовавший за триумфом традиционный пир — большой вопрос. «С кувшинным рылом — да в калашный ряд» — эта поговорка была наверняка известна не только в нашем, русском, Третьем, но и в «ихнем», италийском, Первом Риме…

Консул Гай Марий на римской монете 82 года до Р. Х.

Тогдашняя римская знать именовала людей, которым удавалось, не принадлежа к верхам общества и не имея знатных предков, но зато имея много денег, играть роль в государственной жизни, «новыми людьми» (лат. hominеs novi), и брезгливо морщила свои аристократические носы при одном упоминании подобных выскочек, не знавших правил приличного обхождения, не умевших вести себя в обществе, лишенных светского лоска и даже не знавших греческого языка (давно уже ставшего для римских аристократов таким же родным, как их праотеческий латинский)[25]. Впрочем, «мужлана» Гая Мария, судя по всему, не интересовало мнение о нем сих благородных римлян. Он явно больше ценил реальную власть, чем ее внешние атрибуты, проявления и формы. В своем описании военной кампании римской армии против Югурты (известном как «Югуртинская война») Саллюстий вкладывает в уста «худородного» Мария следующие слова: «Я верю, что хотя от природы все равны, но самый храбрый — и самый благородный» (другой вариант перевода этой «сентенции максимы»: «Я полагаю, что все люди — одинакового происхождения, но все храбрейшие — они и самые благородные»).

Думается, что, если приведенное выше изречение, ставшее крылатым благодаря Саллюстию, и принадлежало Гаю Марию, оно вряд ли отражало его искренние убеждения. Марий наверняка не считал всех людей равными от рождения. Тем не менее, приведенное выше высказывание «выходца из захолустья» наверняка затрагивало самые тонкие душевные струны внимавших его речам незнатных римлян, как военных, так и гражданских, пробуждая в них соответствующие чувства. И эти чувства в них продолжали пробуждать на протяжении долгих лет другие честолюбивые «выскочки». Такие и сходные по смыслу и содержанию сентенции, направленные, по сути дела, против политического засилья родовой аристократии, быстро стали неотъемлемой частью официальной программы и лозунгом сложившейся в Римской республике, в противовес сенатской олигархии, политической партии «народников» (лат. «популяров», от слова «популус» — «народ»), которую вскоре возглавил дядя Цезаря — триумфатор-«выскочка» Гай Марий.

Наконечники священных копий древних германцев

Но, прежде чем возглавить «популяров», Марию пришлось еще раз идти на войну, чтобы спасти римский сенат и народ от гораздо более серьезной опасности, чем нумидийский царь Югурта. Над Римом нависла угроза кельто-германского нашествия.

В 115 году до Р. Х. на полуостров Ютландию (расположенный на территории современной Дании) обрушилось катастрофическое наводнение. Целый ряд германских народностей, вследствие разгула природной стихии, лишился земель, на которых дотоле проживал. Нескончаемо длинные колонны германских «вооруженных мигрантов» на деревянных повозках с цельными, без спиц, деревянными колесами, потянулись на Юг, в поисках новых земель для поселения. Встречавшиеся переселенцам по пути, иные народы пытались оказать им вооруженное сопротивление или же отступали под натиском воинственных кимвров (кимбров, цимвров, цимбров), тевтонов «и иже с ними», превращаясь, в свою очередь, в мигрантов. Словно неудержимая лавина, катилась эта волна «переселения народов» в южном направлении. По пути переселяющиеся на Юг кельтские и германские племенные группы вступали в союзы друг с другом (и друг против друга), в движение пришел весь Север Экумены, кимвры и тевтоны «со товарищи» добрались до римских Альп. К их полчищам присоединились амброны, тигурины и тугены — одни воинственней других. Свевы (о которых еще пойдет речь далее) оттеснили гельветов[26] на территорию Галлии (современной Франции). Лишившиеся родины, отчаянные и привычные к войне северные «варвары» подходили все ближе к сердцу Римской республики. Ибо Галлия, не говоря уже о территории Гельветии, или Гельвеции (сегодняшней Швейцарии) и Северной Италии, считалась неоспоримым колониальным владением Римской «мировой» державы, на которое никто дотоле не осмеливался покушаться.

Граждане «Вечного» Рима, преисполненные, в своих высших слоях, презрения, испытываемого обладателями высокоразвитой культуры к «примитивным дикарям», и вечного страха имущих перед неимущими, со все более возрастающим беспокойством наблюдали за грозовой тучей, неотвратимо надвигавшейся на них с севера. Хотя автор настоящей книги очень склонен усомниться в «примитивности»,