только стоял и канючил, и пока Старцев не покинул зону слышимости мерзкого, с этой его ломкой хрипотцой, голоса, он так и впитывал заунывное «Дядь, убей королеву сов… Убей, дядь… Убей королеву».

На остановке пришлось стоять долго. Маршрутки не было и не было, а Старцев нервничал почему-то. Выбила его из колеи эта встреча с недоумком в аллее. Он ходил туда-сюда, от столба до столба, и диким затягом курил сигарету за сигаретой, проклиная недоноска с оловянными глазами. Ослепительное солнце плавило асфальт. Проносящиеся машины смердели бензиновым и дизтопливным перегаром, норовя удушить. Хотелось сидеть на прохладном балконе и пить пиво.

— Убей королеву сов, сынок.

Старцев резко обернулся. На остановке не было никого больше, кроме него и бабки в пинетках на босу ногу. В шерстяные бело-голубые пинетки был вплетён целлулоидный шпагат — для носкости.

— Чего? — вопросил Старцев, наклоняся к старой.

Но та посмотрела на него странно, пошамкала пустыми серыми губами и отстранилась, будто в испуге. А потом, подумав минуту, скрылась в какой-то забегаловке поблиз с надписью «ПИВО В РОЗЛИВ».

— Сука старая, — просипел Старцев севшим от волнения голосом, отметая все оправдания для бабки, вроде «может, послышалось?». На него как-то вдруг и сразу навалилась духота, грозящая внеочередным приступом астмы.

Когда подкатила неторопливая маршрутка, Старцев уже чувствовал нехорошие позывы в органах дыхания, а сердце колошматилось так, что того и гляди сорвётся с привязи.

Свободное место нашлось как раз за открытым люком, что было несказанно хорошо — ветерок обдул разгорячённое лицо Старцева, едва автобус тронулся. Он блаженно вздохнул, утёрся платочком джинсово-синего цвета и успокоился.

— Убейте королеву сов, молодой человек, умоляю вас, — сказала кондукторша со студенистыми щеками и сдачей в потной красноватой ладони.

Старцева поразила не сама просьба, а это, как показалось ему, пренебрежительное «молодой человек». Старцев уже лет пять как был не молод. И уж точно старше этой бабы. Он гневно посмотрел на толстые щёки, потом на мерзко поблёскивающие кондукторским по́том монеты и отказался от них. Кондукторша не отошла. Она принялась тыкать мелочь едва ли не в самый Старцевский нос, говоря «Сдача ваша, пассажир». Чтобы отвязаться, Старцев стукнул по её руке снизу так, что монеты подпрыгнули, слетели с красной ладони и рассыпались по резиновому коврику на полу. Мужик с соседнего кресла засопел, слезая с места, и, присев на корточки, принялся собирать мелочь. Он что-то бормотал себе под нос. Старцев услышал только «…тридесять кун… пять… шесть резан…» Кондукторша посмотрела на мужика равнодушно, носком туфли подтолкнула ему под жадные пальцы завалявшийся полтинник и снова повернулась к Старцеву.

— Убейте королеву, рыцарь, — сказала она. — И сразу обратно, во Рдеж.

— Чего? — поднял на неё утомлённые неразберихой глаза Старцев. — Чего ты молотишь, блядь?

Но она уже двинулась от него по проходу, показывая толстую, обтянутую линялым трико жопу.

— Тварь, — бросил Старцев в эту задницу.

Разнервничавшись, он едва не проехал свою остановку. В последний момент подскочил и протиснулся в уже дрогнувшие закрываться двери. Стоял на остановке, чувствуя, как вымученно втягивают воздух напряжённые лёгкие.

— Убейте королеву, рыцарь! — крикнула ему кондукторша, высовываясь из окна.

Старцев яростно показал ей большой полокотный русский «фак». Сразу полегчало, и он, вспомнив про пиво, стараясь придать шагу былую аллейную бодрость, пошагал вслед за солнцем к своему дому, благо идти было шиш да маленько.

У лифта Старцева ждал старик. Именно его, потому что сразу вцепился в рукав и улыбнулся масляно:

— Филипп Михалыч! Уф, наконец-то прибыли-с, а то заждался я вас совсем уже!

Старцев замер, оцепенело глядя на улыбку-трещину между неразборчивых мшистых усиков и бородёнки. Он так был овнезаплен, что даже не удивился тому, что совершенно незнакомый седой старикан знает его по имени-отчеству.

А тот меж тем приблизился, повис на Старцевских плечах, заглядывая в лицо и оглушая нехорошим старческим духом из беззубого рта. Воняло немытыми кишками, ржавой рыбой, плесенью и почему-то — густо, как после грозы — озоном.

— Ну что, — торопливо и горячо зашептал старикан, — ну что, милый мой Филипп Михалыч, момент настал, настал моментик-то…

«… Момент настал, прими гастал», — глухо прозвучало в голове Старцева.

— … Пора, Филипп Михалыч, сотворить то, ради чего вы здесь, в этом городе, — продолжал меж тем лопотать старец. — Рады?.. Рады-с, по лицу вашему вдохновленному вижу, рады-с. И я со своей стороны готов, готов благословить вас, дражайший Филипп Михалыч. Ступайте же, убейте уже эту тварь, эту гадину богомерзкую. Убейте королеву сов.

— Вам чего надо? — изрёк наконец Старцев. — Вы все ёбнулись от жары? У дурдома день открытых дверей?

— Вы поймите правильно, Филипп Михалыч, — вцепился в него старик. Пергаментное лицо его сотрясалось будто в экстазе, и глаза норовили закатиться куда-то под брови. — Нельзя, нельзя оставлять её в живых — это вредно для здоровья и кармы, уж поверьте старому берендею. Пока жива королева, не будет во Рдеже дождя, не услышат городские стены вопля роженицы, ни одно мужское естество не поднимется на вечную битву за жизнь. Убейте королеву, рыцарь!

— Да ты кто, а, старче, блядь? — занервничал Старцев, пытаясь отцепить от себя старика, но пальцы у того оказались на редкость ухватистыми — никак не получалось вырвать у них рукав.

— Убейте королеву и скорёхонько возвращайтесь во Рдеж град. Тотчас же, — проскрипел старик. — А теперь ступайте, Филипп Михалыч, с богом.

И, привстав на цыпки, он поцеловал Старцева прилипчивыми губами в лоб и в уста.

Поднявшись на облезлый свой шестой этаж и зайдя к себе, Старцев сразу отправился на кухню, забросил пакет с пивом в пустой голодный холодильник, взял в углу мясной топорик с удобной обрезиненной ручкой. Из кухни прошёл в залу. Та была пуста, только телевизор в углу бормотал что-то как всегда невнятное. Старцев, не останавливаясь, проследовал в спальню.

Сова сидела на своём обычном месте — в неаккуратном лохматистом гнезде на голове тёщи.

— Филя? — тёща удивлённо повернулась к нему от окна, у которого просиживала дни напролёт. — Ты чего так…

Не дослушав и не отвечая, Старцев шагнул к ней, взяв наизготовку топорик. Сова снялась с тёщиной головы и, хлопая крыльями, взметнулась под потолок, чтобы оттуда спикировать на Старцева. Он не стал тратить на неё силы — отмахнулся только. Его целью была королева. Он знал, что пока не убьёт её, совы будут