То, что она разглядела в воспоминаниях образ этого незнакомца, странной болью отозвалось в ее сердце. Как если бы этот великолепный красавец смотрел на нее – высокую, с этими проклятыми точками на носу – и находил, что ей никогда не сравниться с прекрасной, совершенной Тамлин.

Пальцы сжались, словно в попытке проникнуть внутрь и завладеть его сердцем. Завладеть им. Оставить на нем свое клеймо. «Глупые, причудливые мысли», – пробормотала Эйтин, насмехаясь над собой.

Но как ни ругала она себя, яростное чувство собственницы росло. Пульс Эйтин застучал в ушах, когда ладонь скользнула вниз, через поросшую черными курчавыми волосками грудь к твердым мускулам живота. Его кожа пылала под ее пальцами, прокладывающими дорожку к коричневому пледу. Ей нравилось прикасаться к нему. Взглянув на его сильные руки – руки, которые умели обращаться с тяжелым мечом, – она захотела, чтобы они дотрагивались до нее, ласкали.

– Да, мой таинственный рыцарь, ты – тот мужчина, который разбудит во мне спящую женщину, – призналась она, открываясь ему навстречу.

Брови Эйтин взлетели кверху, когда плед дернулся. Уна объясняла, как мужчины становятся твердыми и большими когда ими овладевает желание совокупляться. Это признание заставило Эйтин нахмуриться. Она видела такое у жеребцов. Когда она сказала об этом старухе, Уна лишь хмыкнула:

– Мужчины не совсем такие, девочка.

Ее взгляд пробежался по длинной ноге до кожаного ремня вокруг лодыжки. Соединенная с ремнем цепь привязывала ногу к основанию тяжелой кровати. Протянув руку, Эйтин погладила крепкое бедро, затем поднялась выше, к краю пледа. И удивленно заморгала, когда пульсация под тканью стала быстрее, настойчивее, натягивая плед. Одолеваемая любопытством, она осторожно приподняла край. Затем облегченно вздохнула, обрадовавшись, что Уна была права. Его мужской орган мало напоминал лошадиный. Эйтин никогда особенно не интересовалась такими вещами, но один раз видела жеребца, готового взобраться на кобылу. У животного эта штуковина слишком бросалась в глаза и выглядела какой-то чересчур кожистой. Эйтин передернула плечами и вознесла молитву богам за малые милости.

За последние семь лет ее опекун, Гилкрист Фрейзер, лорд Лайонглен, отклонил десятка два брачных предложений. Нимало не заботясь, она никогда не высказывала никаких возражений просто потому, что ни один мужчина ни разу не заинтересовал ее так, чтобы ей захотелось связать с ним свою судьбу. Несмотря на бесконечные отказы, толпа претендентов на ее руку не редела. Будучи баронессой Койнлер-Вуд и подопечной Лайонглена, она представляла собой слишком большой приз для женихов. Наиболее настойчивыми из соседей были Филан и Динсмор.

– Я могла бы быть уродливой старой каргой, и они бы все равно из кожи вон лезли, чтобы завоевать меня, – ворчала Эйтин.

Главная головная боль и подлинная угроза ныне исходила от Эдуарда Плантагенета. Утвердив себя верховным правителем Шотландии после смерти шотландского короля Александра, английский монарх постоянно вмешивался буквально во все дела шотландцев. Одним из таких назойливых вмешательств было стремление Длинноногого устроить браки для нее и ее кузин – Тамлин, Рейвен и Ровены Английского короля крайне раздражали их постоянные отказы.

Поскольку кузины были наследницами клана Огилви, ни один мужчина не мог принудить их к браку. Хартия, пожалованная Малькольмом Кэнмором два столетия назад, вновь подтверждала и защищала это древнее право пиктов.

Несмотря на частые напоминания Уны, дескать, Эйтин давно пора замуж, она не была уверена, что хочет этого. Само собой разумеется, она желала иметь спутника жизни, который разделил бы с ней груз забот по управлению Койнлер-Вудом, а теперь и Лайонгленом. Но несмотря на эти мечты, ей нравилось, что никто не указывает, как ей поступить.

Но это отнюдь не означало, что ее не одолевало любопытство относительно сил природы или того, что происходит между мужчиной и женщиной. До настоящего момента она смотрела на такие вещи с отстраненным интересом. Временами, когда видела какую-нибудь служанку, хихикающую и краснеющую рядом с солдатом, Эйтин задавалась вопросом: быть может, в ней чего-то не хватает? Она никогда не испытывала желания быть с мужчиной, ни разу не жаждала отдать себя.

Возможно, потому она и разработала этот план действий с такой легкостью. Она ни на мгновение не задумывалась о том, каково это будет – ощутить мужчину внутри себя, что она почувствует. Раньше такие соображения не казались важными.

– Теперь же, мой прекрасный незнакомец, ты заставляешь меня задуматься об очень многих вещах.

Отпустив плед, она шагнула к горшочку на столе. Окунув пальцы в бархатистую мазь, поднесла их к носу и вдохнула. Ароматная смесь затопила мозг, опьяняя, убаюкивая и в то же время заставляя сердце биться сильнее, усиливая действие зелья Уны.

Сев на кровать, Эйтин поднесла ладонь к прекрасному воину. Если она коснется его снова, пути назад не будет. Последствия этой ночи, этого действа будут далеко идущими, навсегда изменят ее судьбу.

– Вся моя жизнь сосредоточена в этом мгновении, сейчас так много брошено на чашу весов.

Тяжело сглотнув, она положила пальцы на его сердце и мягко втерла шелковистый бальзам в кожу. Словно невидимая стрела пронзила ее руку вначале до локтя, потом до плеча. Достигнув шеи, стрела раскололась, словно молния. Одна часть ударила в мозг, вторая пронзила сердце, затем срикошетила, многократно отражаясь во всем теле до тех пор, пока не замерцала с опаляющей силой.

Луна вышла из облаков, разливая свое призрачное сияние по постели. Вскоре она зальет всю комнату неземным светом. Окутает мужественного воина магией Белтейна. Уна предупреждала, что чары вступят в силу, когда лунный свет наполнит комнату.

– Время истекает, – испуганно прошептала она.

Она еще раз приложила ладонь к его сердцу, ощутив, как биение становится сильнее и быстрее. Он горел, словно лихорадка сжигала его тело. Глядя на плоский мужской сосок, она вспомнила, как Уна говорила, что он будет делать с ее грудью, как она будет жаждать этих ласк, даже поощрять его. Наклонившись вперед, Эйтин приложила голову к его груди, слушая, как пульсирует кровь, ее большой палец рисовал кружок вокруг маленького, коричневого ореола. Кожа напряглась, покрылась мурашками. Она изумленно улыбнулась такой реакции.

Странно, хотя она и нервничала по поводу того, что ей предстояло, все казалось таким… правильным… быть с ним, прикасаться к нему. Положив ноги на кровать, она вытянула их вдоль его ног. Его мужское тело так отличалось от ее тела. Твердое там, где она мягкая, плоское там, где у нее выпуклости. Она еще никогда не прикасалась к мужчине так, как сейчас прикасалась к незнакомцу.

– Никогда раньше мне этого не хотелось, – призналась она спящему.

Но когда ее ладонь заскользила по его мускулистому, скульптурному телу, через твердые мышцы живота к углублению пупка, она почувствовала желание – нет, потребность трогать. Биение его сердца стало еще сильнее, когда она обвела маленькое углубление в животе. К своему удивлению, она осознала, что стук сердца совпадает с пульсацией под пледом.