Глядя на Мару-Энн, можно было подумать, что половинка жены все равно что половинка души — вполне способна сделать свое дело не наполовину, а полностью.

— Сюда, пожалуйста, — сказала Вира, указывая путь, и двинулась по узкой винтовой лестнице так уверенно, что было ясно: ей здесь знаком каждый поворот.

Кабинет представлял собой тесное мрачное помещение, заваленное фолиантами и заставленное фиалами.

— За девяносто лет здесь ничего не изменилось, — заметила Метрия.

— Разумеется, демонесса, — откликнулся Хамфри. — Ты тоже не изменилась, ежели не считать расщепления личности.

— Приятно встретиться снова, волшебник, — промолвила Метрия. — Ты за это время если и состарился, то не больше чем на денек.

Разумеется, она была в курсе того, что Хамфри имел в своем распоряжении эликсир из Источника Молодости, с помощью которого поддерживал себя в возрасте, казавшемся ему наиболее приемлемым. А именно — в столетнем.

— Ладно, обойдемся без комплиментов. Задавай свой Вопрос.

— Как я могу заставить аиста серьезно отнестись к моим посланиям?

— Это будет ясно после того, как ты сослужишь свою службу. Отправляйся к Симург.

— Куда?

— Демонесса, может, в голове у тебя и пар, но со слухом, как я знаю, все в полном порядке. Проваливай!

— Эй, волшебник, что это за разговор? Ты мог бы, по крайней мере…

— Не спорь с ним, — шепнула Вира, — только хуже будет…

— Но до Симург никому не долететь, даже демонессе: там зона, закрытая для полетов, — возмутилась Метрия. — Мало того, что мне пришлось сюда пешком пробираться! Я прошла, выдержала три испытания и требую нормального Ответа!

— После службы! — отрезал Хамфри и, перевернув страницу, погрузился в чтение толстенного фолианта.

Менция чуть не лопнула от злости. Собственно говоря, она и лопнула, а вдобавок еще и вышла из себя, хотя тут же вернулась обратно и восстановила целостность демонической формы. После чего сказала:

— Конечно. Все будет сделано как надо.

— Хоть у тебя и нет половинки души, Менция, ты очень разумна, — заметила Вира.

— Я потому и разумна, что у меня нет никаких душ и ничто меня не душит — заявила Худшая. — Моя лучшая половина от своей дурацкой любви ослепла и оглохла, а я ничем не одурманена и воспринимаю все как следует. В конце концов, что тут такого: побывать на горе Парнас да повидать большущую птицу?

— Но ее там нет, — сказала Мара-Энн, услыхавшая их последние слова, когда они спускались по ступенькам, — Древо Семян плодоносит, и она на это время взяла летний отпуск.

— Получается, мы не знаем, где ее искать?

— Это поправимо. Я могу призвать лошадь, которая знает дорогу.

— Это ее талант, — пояснила Вира. — На ее зов являются все, кто в родстве с лошадьми, кроме единорогов.

— А почему кроме единорогов? — полюбопытствовала Менция.

— Раньше она и единорогов призывала, но после того как побывала в Пекле и вышла за Хамфри, она утратила невинность, — пояснила Вира и при этих словах густо покраснела, находя неприличным говорить открыто о вещах, имеющих отношение к Взрослой Тайне. В пределах слышимости вполне мог оказаться ребенок. — С тех пор они ее игнорируют. Это весьма печально.

Менция, однако, отреагировала на эту историю без малейших признаков смущения.

— Моя лучшая половина не слишком оберегала свою невинность и до того, как обзавелась половинкой души, и после, так что катание на единорогах ей в любом случае не светило. Так что пусть Мара-Энн вызовет любое копытное, лишь бы оно знало дорогу.

Мара-Энн вывела посетительниц из замка и провела их по мосту через ров, который приобрел нормальный вид и не казался больше ни газированным, ни глазированным, и остановилась на краю ровной площадки, возникшей на месте сахарных гор. Послышался стук копыт, и вскоре на виду появились четыре весьма странных создания.

Менция вытаращила глаза, ибо ничего подобного ей до сих пор видеть не доводилось. Каждое существо имело только одну ногу, причем двое из них были лишены головы, взамен которой им досталось по полхвоста, а двое бесхвостых имели по полголовы, каждая с одним ухом и одним глазом.

— Это что за чудики? — изумилась демонесса.

На боку у каждого существа красовался серебряный диск с зазубренными краями: на дисках у двух первых были выгравированы головы, на двух других — большие птицы с полураспростертыми крыльями.

— Обыкновенные четвероноги, — пожала плечами Мара-Энн и хлопнула в ладоши. По ее команде все четверо объединили свои ноги и все прочее, превратившись в одно существо, вроде бы обычного коня. Вира протянула ему кусочек сахара, и он доверчиво ткнулся носом в ее ладонь.

— Жаль, что вы не можете поехать на Восьмеркине верхом, — заметила Вира.

— Его так зовут? — уточнила Менция. Будучи сама малость чокнутой, она находила все связанное с этим копытным выходящим за рамки нормы помешательства. — А почему бы и нет…

— Дело в том, что он не доверяет незнакомым взрослым: при попытке оседлать его распадается на четыре части, которые тут же разбегаются на все четыре стороны. Но дорогу он знает, поэтому вы можете следовать за ним.

— А почему бы ему просто не сказать нам, куда идти, чтобы мы могли отправиться туда сами по себе? — осведомилась Менция.

— А как раз вот разговаривать он не умеет, — пояснила Мара-Энн. — Может показывать простые направления, а любые помехи приводят его в замешательство, и он…

— Распадается на части, — закончила за нее Менция. — А что с детьми, их он любит?

— Очень, особенно тех, которые ростом не больше чем в четверть взрослого. Но…

Менция, обратившись в дымное облако, растворилась в воздухе, и на ее месте появилась самая бедная, самая несчастная, самая оборванная и самая голодная малютка, какую только можно вообразить.

Даже Вира почувствовала перемену и с удивлением спросила:

— Метрию и Менцию я знаю, но кто ты такая?

— Я бедная маленькая сиротка. У меня всего четвертинка души — половинка Метриевой половинки, и я очень люблю лошадок, и если мне, несчастной, брошенной сиротинушке, не дадут покататься, я изойду горькими-прегорькими слезами и умру от горя, а всем, кто меня обидел, будет страшно стыдно!

Мара-Энн как бы переглянулась с Вирой: переглянуться с нею по-настоящему из-за слепоты последней она не могла.

— Ну что ж, попробуем, — Мара-Энн подняла всхлипывавшую и утиравшую глазки рваным рукавом малышку на лошадь.

— Вот здорово! — воскликнула девчушка, захлопав в ладоши. — Поехали!

Но Вира охладила ее восторг.

— Мы не можем отпустить такую кроху одну в столь дальнее путешествие! — заявила она.