– Чтобы хоть что-нибудь изменить, нужно смело выбираться из этой ямы. Катапультироваться!.. А? Как думаешь?..

Я лишь согласно кивнул.

– Лыжи бы! – воскликнул Жора.

Он, видимо, давно навострил свои лыжи и только ждал подходящего момента, чтобы совершить свой прыжок к совершенству. Остановить его было невозможно. «Совершенство, – скажет он потом, – это иго, нет – это капкан! Чтобы вырваться из него, нужно отгрызть себе лапу!». Он бы перегрыз горло тому, кто встал бы на его пути.

– От смерти уйти нетрудно, – задумчиво произнес он.

К чему он это сказал, я так и не понял.

Вскоре, тем же летом, Жора укатил в Москву. Без жены Натальи, без своей дочки Натальки… Без гроша в кармане!

Признаться, мы осиротели без Жоры. Поначалу мы чувствовали себя, как цыплята без квочки. Потом это чувство прошло. И пришла уверенность в собственных силах. Но Жорин дух еще долго витал среди нас. И у меня появилось чувство, что расстались мы совсем ненадолго и судьбы наши вновь встретятся, переплетутся и побегут рядышком, рука в руке. Так и случилось. И скоро имя его миллионными тиражами газет облетело весь мир, а работы уже давно признаны бессмертными.

Когда у меня появилась уверенность, что генами можно манипулировать, как посевным горохом, я рассказал им свою идею. Это был день поздравлений, мне стукнуло тридцать. Когда все поприутихли, рассевшись в кружок и отдышавшись, я сделал попытку привлечь их внимание первой фразой.

– Мне кажется, – сказал я, – что пришло время и нам позабавиться генами…

Фраза сорвалась с губ неожиданно и не произвела на них никакого впечатления. Они внимательно выслушали мой победоносный план по борьбе со старостью и целиком и полностью приняли его. Наконец я предъявил самый главный довод:

– Мы вскоре сможем продлить жизнь не только отдельных клеток, мышек или собак, но и самого человека.

Да. Если идея сработает, думал я, о нас будут трубить на каждом шагу. Невероятно. Невероятно! Я думал только о красивом блестящем будущем, совершенно выбросив из головы, что у каждой медали имеется и обратная сторона. Как сейчас помню эту кошмарную ночь. Меня одолела бессонница, что само по себе было странным: в мои-то годы! Я сидел за рабочим столом и что-то крапал в научный журнал. Какие-то жалкие данные о новых путях и способах продления жизни экспериментальных животных. Казалось, что мы нашли эликсир молодости, какой-то состав из порошка минералов, цветочной пыльцы с медом и коктейля из лекарственных трав – композицию БАВ, которая достоверно увеличивает продолжительность жизни белых мышек месяца на полтора. Статистика была безупречной. Потом мы повторили эксперимент несколько раз, и результат был, так сказать, налицо. Результат был надежным, и у меня на этот счет не было никаких сомнений. Я понимал, что геронтология пополнится еще одним маленьким достижением и, возможно, какой-нибудь молодой гений положит добытый нами факт в корзину своих «за» при создании новой теории нестарения. Но от мышки до человека, как от Киева до Созвездия Псов. Экстраполировать на человека результаты, полученные на мышах, почти невозможно. Особенно в механизмах старения. Все это я ясно осознавал, и меня бесило не бесславие в научном мире (за плечами уже были и первые научные достижения и кое-какое признание среди нашей ученой братии), не бесславие, а бессилие, застой мыслей, творческий запор. Я не выходил из подвала. Радиомаяк пропиликал четыре часа утра. У меня гудела голова, я ощутил голод, отложил бумаги в сторону и съел три холодных пирожка с картошкой. Остатками теплого чая («помоями» – сказал бы Жора) я запил пирожки и прилег на кушетке. Сейчас в это трудно поверить, но эта сумасшедшая идея пришла мне в голову на той самой кушетке во сне. Мне казалось, что я и не спал, так ясно и четко виделись мне детали эксперимента. Я видел даже плоды наших усилий – красивых, здоровых, счастливых долгожителей: они шли стройными рядами, как взводы солдат – роты, армии, целые армии в белых одеждах, как ангелы; их лица светились, они пели какие-то веселые песни…

– Пели песни?

– Ага, пели… Строительство Пирамиды духа тогда еще не входило в мои планы.

Лена улыбается, кивает, дескать, ясно, ясно.

Идея была проста как палец: смешать гены, скажем, секвойи, живущей до семи тысяч лет, с генами, скажем, мушки дрозофилки или бабочки однодневки. Идея была не нова: мировая научная мысль уже билась над воплощением подобных проектов, но я ясно видел, как добиться успеха. Вся трудность как раз и состояла в этом «как». Ноу-хау, «знать как» – это ключ к разгадке в любом деле. Смешно вспомнить: сон, вещий сон принес мне решение. Случайное стечение обстоятельств – лето, баня, ночь, пирожки, кушетка… Точно такое же, как: «Ночь, улица, фонарь, аптека…». Это кажется смешным, но от этого не спрячешься. Вещий сон, оказалось, – дело житейское. Главное же во всем этом стечении обстоятельств – мой мозг. Он давно был готов к тому, что пришло во сне, ведь все эти годы он только тем и занимался, что думал об этом. Тридцать лет неотступного думания! Я преувеличиваю, конечно же, не все тридцать лет голова моя была забита мыслями о спасении человечества. Я не Иисус, и ничто человеческое мне не чуждо. Я просто жил, а свежие и оригинальные идеи роились в моей голове, как пчелы вокруг матки. Правда, тогда мысль о Пирамиде не могла даже прийти в голову.

– О какой Пирамиде ты все время твердишь? – спрашивает Лена.

Мне казалось, что начинается новая эра. Я стоял за дирижерским пультом с блестящими глазами в новеньком синем лабораторном халате, гладко выбритый и с сияющей улыбкой на лице. Указательным и большим пальцами правой руки (мне казалось) я нежно держал ту таинственную невидимую и всесильную палочку, которой дано было право утвердить на земле первый шаг новой жизни. Что из этого выйдет?

И вот что еще меня волновало: дадут ли разные соотношения генетического материала разные плоды? Что вообще из этого получится? Мы нутром понимали, что вмешиваемся в Божий промысел. Жуть! Каждый был уверен, что такие эксперименты с комбинированным геномом не только интересны с точки зрения науки, но и опасны. Опасны для будущего человечества. Вообще для будущего! Как это не выспренно или банально сейчас звучит, но мы твердо знали, что над миром нависла угроза сумасшествия.

Я решил выбросить из головы мысли о будущем. Мысль о том, что с генами шутки плохи, давно витала в головах ученых, но избавиться от нее было невозможно. Плод манил, зубы так и чесались откусить кусок поувесистей. И терпеть этот зуд не было сил. Тем более, что у нас, в нашей затхлой лаборатории с жалкими самодельными приборами и допотопным оборудованием что-то там выблеснуло яркой надеждой. Это был залп «Авроры» по старому миру. Мы открывали такие горизонты!.. Никто не мог тогда и предположить, как далеко может зайти эта затея. Но отступиться мы уже не могли. Котел с колдовским зельем уже закипал, и из кипящего слоя во все стороны разлетались брызги шампанского, звуки оваций и аплодисментов. Ради этого мы сперва убежали от мира, дали себе меньше воли, чем прежде – мы просто оскопили себя, заковав в цепи поиска истины. И это было для нас особенным счастьем, если хочешь – милой забавой, счастьем евнухов от науки и ее поэтов. Мы, что называется, proprio motu[1]напрочь лишили себя каких-либо разнузданных привычек, обещавших веселие и праздность эпикурейцев, превратившись в затворников и, возможно, изгоев с одной только целью – постичь тайну жизни. Ах, как молоды мы были!..