из своих шкафов на обозрение еле знакомых людей. В своей собеседнице я увидел человека, способного сопереживать. Поэтому я ответил:

– Я постоянно выдумывал свои миры и свои истории. Я никогда не гордился способностью строить воздушные замки, потому что, пока люди жили в реальном мире, я находился в заточении собственного воображения. Даже родители осуждали мою любовь к мечтаниям. Поэтому Мечтатель – плохое прозвище.

Девушку не растрогало мое признание. Напротив, она оживилась и с блеском в глазах воскликнула:

– Это здорово! Значит, ты можешь вырваться за границы, нарисованные другими людьми?! Ты можешь побывать в чудесных странах, убить дракона, спасти принцессу и увезти ее на корабле в далекие страны?! Ты можешь…

Пленница белой комната продолжала описывать другие миры, которые я мог выдумать и выдумывал. Истории, происходившие в них, длились годами. Друзья приходили и уходили, кто-то женился, кто-то умирал, в мире происходили войны и заключались перемирия, а в моих мечтах герои продолжали свои приключения. Они пожирали время, лишая меня возможности жить полноценной жизнью наравне с другими людьми. Я старался бороться с пагубной привычкой и повторял:

– Мечтать – грех. В этом нет ничего хорошего.

Вот и сейчас я повторил эту фразу вслух.

– Разве? – прервала свою речь девушка.

Моя собеседница опустила голову. Долго молчала – искала в себе смелость заговорить. А затем тихо и отрешенно начала рассказывать:

– Когда отец привел нас сюда, я много мечтала. У меня плохое воображение, и мои мечты были серыми. Однажды доктор принес мне книги и сказал, что они будут рисовать цветными красками на белом полотне стен. Его слова оказались правдой: я отправлялась в чудесную страну зазеркалья, училась в школе маленьких чародеев. Да, я училась в школе…

Девушка замолчала, что-то поднимая со дна своей памяти. Стало понятно, что если она и училась в школе, то это было очень давно и неправда.

– Как только книга заканчивалась, – продолжала собеседница свой рассказ, – заканчивалось и мое путешествие по миру, к которому я успевала привыкнуть. Я не могла придумать продолжение любимым историям. И тогда вместо ярких картин я снова видела белые полотна стен, ожидая новых друзей в новом переплете. Но… Но если ты Мечтатель, значит, мы можем мечтать вдвоем и придумать историю, которая для нас не закончится никогда!

Девушка прижала руки к груди так, что плюшевый кролик, будь он живым, уже бы задохнулся. Она смотрела на меня, боясь и мечтая услышать ответ. Я покончил со своим воображением давно – даже профессию выбрал максимально далекую от фантазерства – и не собирался к нему возвращаться.

– Вряд ли можно мечтать вдвоем, – возразил я.

Девушка закрыла глаза и опустила голову. Она все еще душила свою игрушку локтями. Она говорила спокойно, но я чувствовал еле уловимое дрожание голоса:

– У нас с кроликом получается мечтать вдвоем, но у него тоже плохо с воображением. Даже хуже, чем у меня.

– Ты после путешествия в Зазеркалье решила, что твой кролик живой? – попытался пошутить я.

– О чем ты? Хочешь сказать, что мой кролик неживой? – девушка плотно сжала свои изящные губки.

Разговор нужно было закончить прямо сейчас – у меня не было цели спорить с девушкой, лишенной счастливого детства, а возможно, и радостного будущего. Но соглашаться с ее сумасшествием, заражаться им – я не собирался. Желая обрубить любые разговоры о кролике, звенящей медью ответил:

– Твой кролик неживой. Это игрушка. Плюшевая детская игрушка.

– И что? – не сдавалась девушка.

– Как «и что»? Плюшевая игрушка не может быть живой, – ответил я без какого-либо раздражения или недовольства со своей стороны. Это было даже не попыткой в чем-то убедить собеседницу, а выражение моего отношения к спору.

В ответ прозвучал неожиданно грубый вопрос:

– Кто тебе сказал такую глупость?!

Провокация достигла своей цели: я возмутился тем, что юная девушка разговаривала со старшим – мной – в таком тоне. Я и без этого спора находился на взводе, но он окончательно выбил меня из адекватности. Я решил оторваться на девушке и начал давить ее методичной и лишенной сочувствия логикой:

– Живой человек двигается, разговаривает. Твой кролик – нет.

– Мой кролик тоже двигается и разговаривает, – невозмутимо заявила Пленница белой комнаты.

От этого контраргумента я сначала впал в некоторый ступор, а затем резонно попросил:

– Да? Ну тогда пусть, не знаю, помашет мне лапкой.

Девушке даже не потребовалось времени, чтобы придумать ответ. Назидательным тоном она сказала:

– Он сейчас отдыхает, и я не хочу его беспокоить. Мы ведь тебя не будили, когда ты спал: а ведь ты мог оказаться неживым! Знаешь, это было бы очень неприятно – спать в одной комнате с неживым человеком.

– Как мило с вашей стороны. И когда кролик проснется?

Мне становилось забавно от ее ответов, и я ждал, что она придумает в этот раз. Девушка поняла, что ее реакция меня забавляет, и решила уколоть:

– Когда кролик проснется, он может не захотеть разговаривать с тобой.

– Это почему же?

– Потому что кролик не разговаривает с плохими людьми.

С этими словами девушка откинулась к стене и демонстративно посмотрела в окно. Она оставалась слишком сдержанной, чтобы назвать ее реакцию истерикой. Но уголки ее губ дрожали, а глаза заблестели влажной обидой. Я подумал о том, что не стоило доводить наш разговор до ссоры. Девушка была очень милой, но нам будет тяжело находиться рядом.

– Как мы вообще оказались в одной палате? – неосторожно произнес я.

– Почему тебя это волнует? – мрачно спросила собеседница.

Чтобы моя фраза не послужила новым поводом для перебранки, я попытался быстро переформулировать ее во что-то более нейтральное:

– Я имею в виду: почему мужчину и женщину положили в одну плату?

– Это палата на несколько человек, – высокомерно сказала девушка, считая ответ очевидным.

На ее лице по-прежнему читалось недоумение. По всей видимости, она не видела в моем утверждении ничего странного, и мне пришлось пояснить причину своего удивления:

– В больницах бывают мужские палаты, а бывают женские. Но не смешанные.

– А ты был во всех больницах?

– Нет, не во всех. Но в больницах, в которых я был, палаты были раздельными.

– Хм, ты не был во всех больницах, но решил, что не бывает смешанных палат?

Я вздохнул и покачал головой. Спорить было бесполезно, но можно было успеть поругаться, чего я делать больше не хотел. Все вокруг казалось странным: от больницы, где нет дежурных врачей, до соседки в мужской палате. Как такое вообще могло быть? Чтобы узнать ответ, мне нужно было дождаться двенадцати часов. Я посмотрел на циферблат и увидел, что стрелка сдвинулась на