Несмотря на очевидный дипломатический успех боярина, православная Россия встретила новоявленного мальтийского кавалера прохладно. Патриарх Адриан, наслышанный о скандальной аудиенции в Ватикане, выразил Шереметьеву жесткое порицание, а дьяка, составлявшего протокольную запись этой церемонии, даже сослали в Соловецкий монастырь. Видимо, чтобы не разболтал лишнего.

Никаких конкретных результатов поездка Шереметьева поначалу не принесла, поскольку к моменту его возвращения сама идея Петра о создании антитурецкой коалиции потеряла актуальность – начиналась уже другая, не южная, а Северная война. Но путь на Мальту для русских был теперь открыт. И этим путем российская власть чуть позже удачно воспользовалась. Сначала посылая на Мальту людей для обучения морскому делу, а затем используя остров для ремонта российских судов.

Эпизодические сношения с орденом по разным поводам имели и императрица Елизавета, и Петр III, и Екатерина II. В 1792 году Екатерина писала Великому магистру:

Письмо теплое, но объективность требует признать, что любезностей в этом письме больше, чем правды. Когда в результате очередного передела Польши под русский контроль попали земли, входившие в польское приорство ордена, официальный Петербург, несмотря на настойчивые просьбы Великого магистра, не стал спешить с юридическим переоформлением прав госпитальеров, а без этого финансовые притязания ордена на польские владения повисали в воздухе.

Осторожность предписывали Екатерине события во Франции. Императрица не видела резона помогать рыцарям, крупно поссорившимся с революционной властью. Отношения ордена и Франции испортились после двух событий. Во-первых, мальтийцев возмутила секуляризации церковной собственности, в результате чего орден потерял огромные доходы от своих французских владений. Во-вторых, крайне оскорбительными им показались обстоятельства ареста королевской семьи: после неудачной попытки бегства коронованные особы были заключены революционерами (без разрешения мальтийцев) в башню Тампль, хотя формально эта крепость находилась еще под юрисдикцией крестоносцев.

Члены ордена расценили подобный шаг как посягательство на их рыцарскую честь и направили соответствующий протест главам всех европейских государств. В ответ Законодательное собрание Франции 19 сентября 1792 года конфисковало вообще все земельные владения ордена. Раздел Польши и возникшие вслед за этим сложности в ряде других стран посадили рыцарей на голодный паек.

Как дипломатично написал поэт и князь Петр Вяземский:

В отличие от прагматичной матери, решившей не форсировать сближение с мальтийцами, Павел I сразу же после своего воцарения прибавил шаг, решительно двинувшись по тропинке, уже протоптанной боярином Шереметьевым. Увидев это, крестоносцы бросились навстречу Павлу с еще большим рвением. Мотивы сближения у партнеров были разными. Павел искал в ордене духовную опору, пытаясь идеологию рыцарства противопоставить революционным идеям. Орден, потерявший всего за десять лет две трети своих владений и доходов, искал у российского императора поддержки политической, а главное – материальной. Павел в духе экуменизма пытался нащупать пути сближения и соединения православия и католической веры. Орден, или, точнее, Ватикан, хотел не соединения, а поглощения православия католицизмом. Таким образом, краткость этого необычного «романа» между Россией и орденом – сначала бурная и горячая встреча, а затем прохладное расставание – была предопределена изначально.

Четвертого января 1797 года, то есть уже на третий месяц после своего восшествия на престол, Павел подписывает с представителями папы конвенцию об учреждении в Российской империи великого приорства Мальтийского ордена. Фантастические темпы. Учитывая тогдашние коммуникации, это значит, что реально переговоры с Ватиканом начались едва ли не на следующий день после смерти Екатерины.

Поскольку с самого начала орден по национальностям разделялся на так называемые «языки», новое приорство вместо бывшего польского формально присоединили к англо-баварскому «языку». В подписанном документе Павел «подтверждает и ратифицирует за себя и преемников своих на вечные времена… заведение помянутого ордена в своих владениях». Орден получил в России все те же привилегии, что имел и в других странах. На содержание российского приорства ежегодно выделялось 300 тысяч польских злотых. Немалые деньги по тем временам! Более того, хитроумные мальтийские переговорщики, используя романтизм Павла, добились того, чтобы польский злотый был оценен не по реальной цене в 15 копеек, а в 25, так что русская казна взяла на себя значительные дополнительные расходы, не предусмотренные основным текстом конвенции.

Орден и Ватикан действовали в России рука об руку, поскольку практически все дело вели братья – Джулио и Лоренцо Литта. Первый из них, Джулио, почти всю свою жизнь посвятил России. До того как стать послом ордена, он уже побывал на русской службе, воевал на Балтике, за военные заслуги был произведен в контр-адмиралы и женился на племяннице Потемкина. Он и умер в России в 1839 году, будучи членом Государственного совета и оберкамергером императорского двора. В России его называли несколько экстравагантно: Юлием Помпеевичем. Второй брат, Лоренцо, был сначала папским нунцием при польском дворе, а затем послом Ватикана в России.

Тем не менее, несмотря на все усилия братьев, с самого момента подписания конвенции этот документ стал яблоком раздора. Часть рыцарей и влиятельных лиц в Ватикане документ поддержала и приветствовала, учитывая материальные и политические выгоды от конвенции, но другие указывали на очевидную абсурдность существования в рамках католического ордена приорства под руководством православных. Эта противоестественность долго сглаживалась лишь благодаря неординарной фигуре Павла I, его удивительной способности гармонично существовать в рамках его экуменических воззрений на каком-то совершенно неопределенном нейтральном поле между двумя издавна противоборствующими конфессиями.

Дополнительную путаницу в спорное дело внесли последующие события: 7 августа 1797 года Великий магистр ордена Фердинанд фон Гомпеш ратифицировал конвенцию и в знак признательности объявил Павла протектором ордена. А 12 июня 1798 года генерал Бонапарт по пути в Египет без боя взял Мальту. Сам Наполеон в мемуарах писал о сдаче острова следующее:

Сами госпитальеры думали, однако, иначе и были оскорблены фактом быстрой капитуляции до чрезвычайности. Великий магистр, не сумевший организовать достойного сопротивления, оказался дискредитированным, а потому уже в августе Павел, как протектор ордена, собрал мальтийцев на суд чести. Основным докладчиком по делу Гомпеша (сам он на суде отсутствовал) выступил все тот же Юлий Помпеевич, который и сообщил высокому собранию мнение римского первосвященника: гроссмейстерский жезл следует передать в другие руки.