Д’Артаньян, приблизившись к противнику и его свите, принял горделивую стойку, с напускной уверенностью, недвусмысленно взявшись за эфес собственной шпаги. Знатный приезжий медленно перевел взгляд на гасконца. Казалось, он не сразу понял, что это к нему обращены столь странные упреки. Затем, когда у него уже не могло оставаться сомнений, брови его поползли вверх и он после продолжительной паузы, ответил тоном, непередаваемой иронии и надменности.

– Вот досада! И какая находка для Его Величества, который всюду ищет храбрецов, чтобы пополнить ряды своей гвардии.

Он еще не закончил, как д’Артаньян бесцеремонно прервал его, выхватив шпагу.

– Мне нет никакой охоты торчать в этом городишке целую вечность. Давайте поскорее уладим наше дело!

– Черт бы побрал этих гасконцев! Ведь он не уймется, если ему не задать трепки! Флери, голубчик, объясните этому юному выскочке, что торопиться в ад ему ещё рановато. Лет пятьдесят мог бы обождать. Но, принимая во внимание, эдакое гасконское бахвальство, мне отчего-то кажется, что его примут там значительно раньше.

Д’Артаньяна возмутила эта смесь наглости, изысканности, учтивости и призрения. Он хотел было, что-то ответить, но к нему подошел один из спутников вельможи, и дружелюбно, что окончательно сбило с толку гасконца, произнес:

– Не волнуйтесь, месье, мы сейчас всё уладим.

Подошедший был высокого роста, его длинные, светлые волосы, аккуратно зачесанные назад, ниспадали на плечи, а голубые, ангельские глаза излучали доброжелательность. Д’Артаньян пришел в полное замешательство от такого поворота событий. То, что он увидел и начал осознавать, не укладывалось у него в голове, и шло вразрез с его представлением о том, как улаживаются подобные дела. Он удивленно, с растерянностью наблюдал за тем как родовитый аристократ, с другим своим спутником, сухопарым мужчиной, с приглаженными и зачесанными за уши редкими волосами, которого называли Лепелетье, садиться в карету.

– Эй! Эй, месье! Куда же вы! Что за чертовщина!

Экипаж тронулся с места, и исчез за воротами «Вольного мельника».

– Вы трус, месье! Трус и негодяй!

В отчаянии кричал юноша, глядя в след удалившейся карете. Вдруг за его спиной послышался голос, столь мягкий и успокаивающий, что гасконец не сразу понял, к кому обращены сии слова:

– Не следует так горячиться, месье. Вы ещё очень молоды и не знакомы с нравами парижской жизни. Поэтому отправляйтесь своей дорогой, и благодарите Бога, что, для вас, всё так благополучно обошлось. Имею честь.

При этом великодушный Флери слегка поклонился, небрежно дотронувшись двумя пальцами края шляпы, и направился к своей лошади. Осознав, что ускользает последний претендент, на котором он смог бы выместить свой гнев, шевалье, вызывающе закричал:

Эй, сударь, постойте! Обернитесь, обернитесь-ка, чтобы мне не пришлось ударить вас в спину!

– Ударить меня?!

Воскликнул Флери, круто повернувшись на каблуках и глядя на юношу столь удивленно, сколь и доброжелательно, сквозь, лучезарную и невероятно обаятельную улыбку, вымолвил:

– Что вы? Что вы, милейший? Вы верно с ума спятили?

– Защищайтесь! Я требую, требую этого, здесь и сейчас!

Флери с большой неохотой извлёк из ножен клинок. И хотя нежелание драться нарочито бросалось в глаза, но не возможно было не признать – шпагу он обнажал словно король.

– Ну, что ж, воля ваша, атакуйте.

Как только он произнёс эти слова, д’Артаньян растянулся в таком яростном выпаде, что не отскачи Флери вовремя, эти слова оказались бы последними в его жизни. Гасконец неистово бросился в наступление на противника, но тот с ироничной улыбкой, не пуская в ход шпаги, с легкостью уклонялся от ударов, и д’Артаньян попросту рубил воздух.

– Вы трус, месье! Сражайтесь, сражайтесь, я требую!

В бешенстве закричал гасконец.

– Извольте.

Тихо произнес любезный дворянин. Он изящно развернулся и оказался очень близко от шевалье, но так, что д’Артаньяну было неудобно наносить удары. Флери заплел своей шпагой клинок противника и резким движением вырвал оружие из рук гасконца. Выбитая шпага высоко взлетела над сражающимися и медленно опустилась в куст можжевельника, сопровождаемая изумленным взглядом хозяина. Гасконец почувствовал острие клинка противника на своей шее.

– Ну вот, собственно, и все.

С грустью произнес Флери. Д’Артаньян, тяжело дыша, бесстрашно взглянул в голубые, печально улыбающиеся глаза победителя, услышав всё тот же приятный голос.

– Что ж, сударь, теперь мы можем считать дело оконченным. А я, пользуясь случаем, раз уж так вышло, на правах победителя, хочу вам дать один совет. Никогда не деритесь, прибывая в ярости. Никогда. И поверьте, я имею право на подобные советы. Мне не нужна ваша жизнь. Вы, возможно, вполне приятный человек, и сделаете на своем веку ещё много хорошего. Я искренне не желаю лишать вас этой возможности. А сейчас мне пора. Имею честь и всегда к вашим услугам.

С этими словами Флери вскочил в седло и направился вслед за каретой, только недавно покинувшей двор «Вольного мельника».

1 Это обращение к дворянам, в то время только входило в обиход, но впоследствии вытеснило средневековое – мессир.

ГЛАВА 4 «Доверительная беседа»

ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ. ДВОРЕЦ «ПАЛЕ-КАРДИНАЛЬ»1 РЕЗИДЕНЦИЯ РИШЕЛЬЕ.

Граф де Рошфор вышел из кабинета первого министра Франции, кардинала де Ришелье. Он, как обычно, был спокоен и хладнокровен. В глубоком раздумье, неспешно проходя по коридору, граф наткнулся на часового у лестницы. Рошфор, прищурив глаза, поглядел на гвардейца, ещё до конца не освободившись от размышлений.

– Каюзак, разыщите сержанта де Самойля.

Прошло менее четверти часа, прежде чем в небольшой кабинет, где Рошфор обычно занимался служебными делами, вошел сержант гвардии Его Высокопреосвященства, Констан Теодор де Самойль, шевалье де Иль.

– К вашим услугам граф.

Сержант застыл в ожидании. Граф предложил ему присесть, не отрываясь от чтения какого-то документа. Усевшись в кресло, что стояло перед столом, де Самойль выжидающе взглянул на Рошфора, человека имевшего беспрекословную репутацию и неограниченную власть, среди сторонников кардинала. Граф был в первом десятке приближенных, наделенных величайшим доверием первого министра. Но даже среди столь ближайшего окружения, Рошфор стоял особняком, и казалось, играл, в определенных вопросах, «первую скрипку». Люди подобного склада обладают незаурядным умом и несгибаемой волей, что принуждает сторонников к безропотному подчинению, а врагов к опасливому уважению. Граф был не словоохотлив с подчиненными, но его хищная улыбка и надменный взгляд оказывали порой магическое влияние на людей. Его смугловатое лицо, тонкий с горбинкой нос, серые, холодные как лед глаза, являлись грозным оружием в, порой, небрежном обхождении, как с родовитыми аристократами, так и с презренной чернью.