Аманда закрыла глаза, Она не могла выносить выражения его лица, млеющего от желания. Она знала, что произойдет дальше: его глаза будут светлеть, пока голубизна не превратится в почти белый блеск, а плоть не станет жесткой и горячей. И придется терпеть его изуверские нежности.

Она знала, что он изверг, но не могла понять состояние души человека, который может избить женщину до полусмерти, а спустя минуту вторгнуться в нее, предаваясь наслаждению и видя, как по ее лицу струится кровь. А потом плакать, как мальчишка, о том, что он натворил.

Из-за него отношение Аманды ко всем мужчинам колебалось от чувства страха и ненависти до безразличия. Но несмотря на то что Дэвид Поттер навсегда уничтожил ее, в душе она знала, что переживет его. И она знала, что однажды вырвется отсюда. Но никогда в жизни не позволит другому мужчине дотрагиваться до нее или обнимать ее. Слишком много боли.

Пальцы Дэвида, впивающиеся в ее кожу, внезапно сжались в кулак, больно стянув волосы. Слезы невольно покатились из глаз, а он притянул ее голову к своему животу.

— Аманда, где твоя вторая сережка?

От его угрожающего тона она почувствовала слабость в коленях. Если бы она не сидела, то тут же упала бы. Но, стараясь скрыть испуг, она высвободилась из его цепких рук и встала. С невозмутимым видом Аманда взглянула на одинокую сережку, лежащую на комоде, и перевела взгляд на мужа.

— Не знаю, — сказала она. — Мэйбл тоже меня об этом спрашивала, когда я была в ванной. Думаю, что серьга затерялась где-то на кровати во время… потасовки. — Она смотрела ему прямо в глаза и с удовольствием заметила промелькнувшее в них виноватое выражение.

— Они принадлежали маме, — вкрадчиво проговорил он.

— Знаю. Я как раз собиралась заняться поисками, когда ты вошел.

— Ну тогда я хочу, чтобы ты занялась этим сейчас же, — мягко продолжал он. — Ее нужно найти. Это семейная реликвия, как ты знаешь.

— Я не теряю своих драгоценностей, Дэвид.

— Люди должны научиться заботиться о своем имуществе, — пробормотал он, игнорируя ее реплику, так же как и то обстоятельство, что сам был, вероятно, виноват в потере сережки.

У Аманды заныло в животе. Ей уже доводилось слышать этот назидательный тон, который всегда предвещал то, что Дэвид называл «исправительными мерами». Она называла это пыткой.

Она нагнулась над кроватью и поводила рукой по пестрому покрывалу в полной уверенности, что через минуту найдет серьгу. Но когда постель была обыскана, а сережка не нашлась, Аманду охватила паника.

Боже милосердный, пусть она отыщется!

Капли пота потекли по ее спине. Шелк комбинезона прилип к телу, когда Аманда, стоя на четвереньках, ползала по полу, нервно шаря ладонями.

— Аманда…

Его тон стал суровым.

— Ты мог бы помочь мне, — пробормотала она едва слышно.

Пинок пришелся ей прямо в живот, мгновенно откинув назад и оборвав дыхание. В боку и на губе вспыхнула боль, и Аманда, ощутив привкус крови, поняла, что нечаянно прикусила щеку.

«Провались ты к чертям собачьим», — подумала она. Но от этой мысли ей не стало легче.

— Ты потеряла мамину сережку! — Его голос прозвучал тонко и визгливо, почти по-детски.

Она выставила руку, защищаясь от неминуемого удара, и замотала головой. Если бы у нее в легких оставалась хоть капля воздуха, она зашлась бы в яростном крике.

Огонь негодования в ее глазах удивил его. Звонок, разнесшийся по дому, остановил второй удар на полпути.

— Кто, черт возьми, это может быть? — пробормотал он, свирепо глядя на нее. — Наверное, опять какие-нибудь журналисты хотят справиться о твоем здоровье. — Он одернул костюм и пригладил волосы. — Когда я вернусь, вторая сережка должна лежать на комоде, иначе ты пожалеешь.

«Я уже жалею», — подумала Аманда, глядя ему вслед.

Она нашла в себе силы встать. Женщина, глянувшая на нее из зеркала, была неузнаваема. Огромный синяк уже явственно проступал на щеке. Нижняя губа вспухла и кровоточила. Вид забитый и испуганный, печать боли на лице, которую невозможно скрыть.

— Будь ты проклят, Дэвид, — прошептала Аманда, ненавидя себя за собственный страх. — И ты будь проклята, — продолжала она, — за то, что позволяешь происходить такому снова и снова… Если бы ты не была такой мерзкой трусихой, ты бы покончила с этим прямо сейчас.

Муки боли на лице сменились бесстрастным выражением. Мечта о самоубийстве превратилась в старого, почти привычного врага.

Но она быстро прогнала ее. Если она убьет себя, Дэвид опять выйдет победителем. При мысли о том, что он использует ее смерть в свою пользу, чтобы собрать побольше голосов, на нее нахлынула ярость. Если ей суждено умереть, она прихватит его с собой.

— Я должна выбраться отсюда, — сказала она и попыталась взять себя в руки.

Если бы ей удалось добраться до первого этажа, прежде чем Дэвид успеет вернуться в комнату и возобновит «игрища», она будет в безопасности. Конечно, только на время. Но в мире Аманды Поттер любая безопасность была в цене.

Воткнув в волосы гребень, она вспомнила, что на ней нет нижнего белья, и хотела переодеться. Но, подумав о том, что Дэвид сейчас вернется и застанет ее голой, тут же отказалась от этого намерения. Она всунула ноги в тапочки, плеснула холодной воды на избитое лицо и покинула спальню с максимальной быстротой, на которую было способно ее ноющее тело.

Она уже спустилась вниз и направилась в сторону кухни, где могла бы обрести безопасность в обществе Мэйбл, как вдруг услышала голос Дэвида:

— Послушайте, детектив. Я вам очень благодарен за то, что вы сделали для меня и Аманды. Но я не хочу, чтобы вы с ней встречались. Аманде сейчас нездоровится. Вы же знаете, ее падение было достаточно болезненным.

Джефферсон Дюпре удивился. Падение Аманды Поттер должно было нанести гораздо большую травму ему, чем ей. Он принял на себя всю тяжесть ее тела.

— Это не мои причуды, конгрессмен. Мне просто нужно, чтобы она кое-что опознала, — сказал Дюпре.

— И что же это, детектив? — спросила Аманда.

Мужчины обернулись на звук ее голоса. Дэвид пришел в ярость оттого, что жена спустилась вниз и вмешалась в разговор, который он твердо намерен был завершить самостоятельно. Он свирепо смотрел, как она идет мимо них, направляясь в библиотеку.

Джефферсон Дюпре остолбенел. Он молча смотрел, как Аманда идет, прижимая руку к животу, словно пытается убедиться, что все на месте, и не мог понять, каким образом меньше чем за два часа следы от травы превратились в пятна крови.

Ее рот опух. Сбоку на лице расплылся синяк. Дюпре почувствовал отвращение к самому себе, когда, несмотря на щекотливость ситуации, невольно отметил, что у нее, вероятно, ничего нет под шелком. Уж слишком явно вырисовывалось ее тело.