– Богатым будешь, – пошутил Зубов.

– Да я и так не бедный, не жалуюсь.

– Не зарекайся.

– Я и не зарекаюсь.

– Ты откуда звонишь?

– А что, не слышишь?

– Не слышу, – признался Зубов.

– Из машины звоню.

– Тогда понятно. А в чем дело?

– Не по телефону, дорогой. Ты где будешь сегодня вечером?

Зубов на несколько секунд задумался.

– Знаешь, я себя неважно чувствую.

– Что, опять с Президентом в теннис играл? – спросил Хромов, и вновь раздался булькающе-скрежещущий хохот.

– Да нет, уже две недели не играл.

– Тогда что, переусердствовал с молодыми интересными?

– Да хватит тебе, Иван Николаевич! В чем все-таки дело?

– Я же тебе сказал, надо встретиться и переговорить.

Это очень важно.

– Понимаешь, плохо себя чувствую.

– Плюнь на это, забудь. А то можешь почувствовать себя еще хуже.

– Хватит подкалывать.

– Вечером я к тебе заеду, – сказал Хромов и замолчал, ожидая ответа Зубова.

– Хорошо, приезжай. Я буду на даче.

– Вот это разговор, – жестко и властно произнес Иван Николаевич Хромов.

Зубов положил трубку и посмотрел на золотые кресты соборов. Последние лучи солнца еще играли на позолоте, но небо было уже темное, по нему ползли тучи.

– Как я себя плохо чувствую! – сказал Зубов и сделал глоток уже остывшего чая.

Он держал тяжелый серебряный подстаканник, смотрел на ломтик лимона и понимал, что если уж Хромов вот так позвонил, значит, действительно произошло что-нибудь серьезное.

Федор Иванович выбрался из-за стола, прошелся по кабинету, едва волоча ноги. Ему показалось, что спина болит с удвоенной силой, хотя на самом деле боль была прежней. Настроение резко ухудшилось, и поэтому радикулит казался неизлечимым и смертельно опасным.

– О, чертовщина! – Зубов немного потер поясницу, затем попытался нагнуться вперед, но тут же оставил это занятие. – Спокойнее, спокойнее, Федор, – приказал он себе. – Вспомни, что говорил доктор: резкие дви-1жения тебе противопоказаны. Пока не пройдет приступ, и пить не надо. А ты в последние дни грешил этим делом.

Он вызвал своего секретаря и распорядился:

– Приготовьте машину, я уезжаю.

* * *

Через десять минут, в теплом плаще, с портфелем в руках, Зубов спустился к «мерседесу». Водитель открыл дверцу и чересчур участливо, даже, может, заискивающе заглянул в лицо Федора Ивановича.

– Что, не проходит?

– Да ну его, Василий, к черту! Совсем я что-то расхворался.

Федор Иванович долго устраивался на сиденье, пока его тело не приняло такое положение, в котором радикулит беспокоил меньше всего.

– Поехали, поехали.

– А куда едем? – обернувшись, спросил водитель, который по возрасту был, может, не намного моложе Зубова.

– За город.

– А домой?

– Я сейчас позвоню.

Зубов тут же взял трубку и набрал номер. Разговор с женой был коротким:

– Я еду на дачу. А вот завтра к обеду, может быть, появлюсь дома.

Жена хотела что-то сказать, но Зубов ее оборвал:

– Чувствую себя нормально. И спина не беспокоит. И, вообще, мне надо побыть одному. Работы выше головы. Целую. До встречи, – он положил трубку и прикрыл глаза.

Мягко шурша шинами, черный «мерседес» въехал в ворота, которые тут же закрылись, и подкатил к крыльцу. Водитель вышел, открыл дверцу, помог своему хозяину выбраться.

Федор Иванович Зубов, кряхтя и проклиная все на свете, поднялся в дом.

Он разделся, поужинал, затем один из его людей натер ему поясницу разрекламированной заграничной мазью. Потом Зубов потеплее оделся и, усевшись в кресло в гостиной, принялся смотреть телевизор. Все, что показывали, он знал. Его заинтересовали лишь репортаж из Чечни и сообщение о визите американских сенаторов.

– Ездят, ездят… Не сидится им на месте! – бурчал Зубов, уже не глядя на экран.

На низком журнальном столике лежала пачка газет.

Он взялся их просматривать, кряхтя и морщась от боли.

Затем посмотрел на часы в дальнем углу гостиной. Была половина девятого.

– Ну, где же он? Что не едет? – подумал Федор Иванович, И в это время к крыльцу подкатил автомобиль.

– Наконец-то, – Зубов поднял голову.

Через полминуты охранник доложил:

– Федор Иванович, к вам Хромов приехал.

– Я знаю.

Охранник ничуть не удивился подобному ответу, и уже через минуту Хромов был в гостиной.

– Что, телевизор смотришь? Можно подумать, тебе это интересно.

– Да вот, понимаешь, Иван Николаевич, не знаю, чем себя занять, и пялюсь в ящик.

– Тебе что, в Кремле не надоело на все это смотреть?

– Надоело, но не очень, – улыбнулся Зубов и пригладил свои седые волосы.

– Выглядишь ты неважно, Федя.

– Спина болит.

– Да будет тебе. Разговор серьезный, а времени мало.

– У тебя для друзей никогда нет времени.

– Ладно тебе сочинять, – заулыбался Хромов, и его привлекательное моложавое лицо стало еще более приветливым и открытым.

Зубов подумал:

«И почему это у самых отъявленных негодяев могут быть такие приветливые и доброжелательные лица?»

– А ты хорошо выглядишь, – заметил он, глядя на дорогой модный костюм и роскошный галстук своего гостя.

– Стараемся, стараемся. Должность обязывает.

– Ну, с чем приехал?

– А ты о чем подумал? – задал встречный вопрос Иван Николаевич Хромов, усаживаясь в кресло напротив хозяина.

– Я вот подумал, глядя на тебя, и почему это у всех преступников такие располагающие к себе лица?

Хромов захохотал.

– А как же быть-то по-другому? – сверкая отличными зубами, продолжал смеяться Хромов. – Не будь у них такой внешности, ничего бы не получилось.

– Да, у авантюристов приятные лица.

– Знаешь, Федор Иванович, о тебе этого не скажешь, – не переставая улыбаться, заметил Хромов.

– Я не о себе – я тебя имел в виду.

– Ладно, ладно, пойдем, переговорим, чтобы нас никто не слышал.