Под улыбки бойцов мы пытаемся сначала забраться на броню БТР, хватаясь за скобы. Но в узких брюках это делать крайне неудобно, да и штатские в костюмах на броне – это выглядит несуразно. Так что, махнув рукой, забираемся внутрь бэтээра. Едем сначала в главное здание ЦК, по дороге с интересом поглядывая в боевые щели. Пригород живет своей жизнью, народ лишь удивленно оборачивается вслед бронетранспортерам. Первый танк мы встречаем только на въезде в город, на том самом пересечении Ленинского проспекта с МКАД. И в столице на улицах тоже спокойно, горожане, кажется, вообще не в курсе происходящего в стране, стоят себе на остановках, спешат куда-то по своим делам, улыбаются. На наши БТР смотрят с любопытством, но без страха. Ближе к центру на перекрестках появляются военные патрули и машины, у некоторых уже крутятся стайки восхищенных мальчишек. Уж их-то точно военные в городе не пугают – такое развлечение! «Дядя, дай покататься».

В районе Китай-города, рядом с танком, преграждающим въезд на Старую площадь, нас останавливает пост военных инспекторов дивизии Дзержинского. Показываю бумагу, нас тут же пропускают.

– Эх… Сфотографироваться бы сейчас! На память и для мемуаров. – Литвинов чешет затылок, пока танк откатывается назад и открывает нам въезд на Старую площадь.

– Один такой уже написал мемуары… – хмыкаю я в ответ.

Но мысль о фотках меня теперь тоже не покидает. А еще было бы неплохо переодеться во что-то более удобное и подходящее к случаю. Мы подъезжаем к главному входу, солдаты высыпают на асфальт из бэтээра, разминают ноги. Еще не успели войти в здание, а к нам уже спешит пожилой мужчина в аппаратном костюме.

– Начальник охраны полковник Звягинцев. Вы товарищи Русин и Литвинов?

– Мы.

– Паспорт ваш можно?

– Этого, – капитан приподнимает автомат, – недостаточно?

– Подожди, Северцев, – я достаю паспорт, в него вложена «индульгенция».

Звягинцев внимательно ее читает, с прищуром сравнивает меня и фотографию в паспорте. Ну да – там я без бороды. А что теперь мне – паспорт менять? Потом проверяет служебное удостоверение Литвинова. Наконец кивает.

– Приказано оказать вам любую помощь. Был звонок из КГБ.

Быстро там Мезенцев взял все в свои руки! Так даже неинтересно. Неужели и не постреляем в ЦК?

– Ведите нас к Шелепину.

Всей толпой мы входим в здание, топаем по коридорам, устланным ковровыми дорожками, и лестницам. Из кабинетов выглядывают головы испуганных сотрудников и тут же исчезают. На четвертом этаже проходим через большую приемную мимо побелевшей секретарши, без стука вламываемся в кабинет. На дубовом паркете лежит шикарный белый ковер, вдоль стен дубовые книжные шкафы, современный иностранный телевизор на низкой тумбе. Стильненько так…

– Сталина на вас нет… – ворчит Северцев, разглядывая окружающую роскошь.

– Что вы себе позволяете?! – Из примыкающей комнаты выходит Шелепин. Губы упрямо сжаты, глаза сердито мечут молнии. Теперь понимаю, почему его за глаза железным Шуриком называют. Такой действительно мог принять решение о расправе в Новочеркасске.

– Которые тут временные? – не могу удержаться от сарказма и цитирую Маяковского, глядя в грозное лицо Шелепина. – Слазь! Кончилось ваше время.

– Ты, мать твою, понимаешь, с кем вообще говоришь, сопля… ох, чёрт!

Тут я без замаха бью кулаком в «солнышко», и «Шурик» складывается на ковер. Ерзает от боли ногами.

– Ботиночки-то тоже иностранные! – неодобрительно резюмирует Северцев. – А простой народ в кирзачах ходит.

– Кирзачи – это еще хороший вариант. Так, забирайте этого барина и грузите его в БТР.

Я выхожу в приемную. Молодая привлекательная секретарша вытирает слезы. Обширная грудь под белой блузкой учащенно вздымается от девичьих рыданий.

– Как тебя зовут?

– Лена.

Пухленькие губки Лены полностью отключают мой мозг.

– Ровно в полночь…

– Что в полночь? – Девушка перестает плакать и растерянно смотрит на меня.

Беру девушку за руку. Чувствую, как она дрожит.

– Приходите к амбару, не пожалеете. Мне ухаживать некогда. Вы – привлекательны, я – чертовски привлекателен, чего зря время терять? В полночь. Жду.

– Гхм, – раздается сзади. Это кашляет Звягинцев.

Мозг включается, и я отпускаю руку девушки.

– Шучу… Леночка, дозвонись до приемной комиссии МГУ и подзови к трубке Дмитрия Кузнецова, третий курс журфака.

– Да, конечно. Вам на городской телефон в кабинет вывести?

– Давай туда.

Пока жду звонка, обращаюсь к Звягинцеву:

– Сейф немедленно опечатать, выставить у кабинета охрану. Документы из ящиков и со стола изъять, сложить все в коробки, тоже опечатать и вместе с ключами от кабинета и сейфа отправить под охраной генералу Мезенцеву в Комитет. Вопросы есть?

– Никак нет. – Начальник охраны здания по-военному выпрямляется.

Наконец раздается звонок. Беру трубку белого телефона.

– Приемная комиссия? Русин говорит. Да, тот самый. Кузнецова, будьте добры, позовите… Димон, ты? Никуда не пропал, работаю. Нет, не в «Известиях». Что за работа? Прополка овощей. Из того анекдота, помнишь? Нет, не шучу. Кузнец, слушай меня. Бери мой «Зенит» из тумбочки, собери в сумку мою форму, в которой я на прием недавно ходил, и бегом по адресу: Ленинские горы, Воробьевское шоссе, дом 11. Конечно, я знаю, что там правительственные особняки. Что будет? Метеорит упадет. Кое-кому на голову. Заснимем это для истории.

* * *

17 июля 1964 года, пятница, 14.00.

Подмосковье, Внуково-2

И в этот раз рассадка Президиума произошла ожидаемым образом. Охрана сдвинула в депутатском зале несколько диванов так, чтобы один ряд стоял напротив другого, поставила журнальные столики посередине. В правый ряд сел в центре Хрущев, рядом с ним – Микоян, апоплексичный, с трудом дышащий Козлов, хмурые Косыгин и Кириленко. Напротив, в левом ряду, разместились Подгорный с Полянским и Воронов со Шверником.

– Где Суслов? – жестко произнес Хрущев, раскладывая на коленях какие-то бумаги.

– Я звонил ему, – тихо ответил Подгорный. – Он заболел.

– Заболел? От страха обосрался! – хмыкнул Никита Сергеевич.

– Что с Леонидом Ильичом? – твердым голосом поинтересовался Воронов. – Он мне звонил с утра…

– Еще разок предлагал тебе поучаствовать в заговоре? – Козлов наклонился вперед, вперил в четверку напротив тяжелый взгляд.

– Какой заговор?! – тут же взвился Полянский. – Не было никакого заговора! Да, вели разговоры. Но о том, что ты, Никита, зазнался, потерял связь с реальностью. Мнение товарищей ни во что не ставишь и единолично принимаешь важные решения. В каждой бочке – затычка!