заведений 17-летней очень красивой цыганки Вари Д., за которой одновременно ухаживали двое молодых людей высшего петербургского общества. На днях, когда цыгане целым табором под утро возвращались из сада домой, на одной из улиц красавица-цыганка вдруг упала в обморок. Неожиданно тут же появился автомобиль, шофер которого предложил отвезти ее домой. Лишь только цыганку уложили в автомобиль, как шофер дал полный ход и быстро скрылся из вида. Говорят обморок был симулирован, а шофером был один из молодых людей. В течение двух дней поиски цыганки не дали никаких результатов. Сегодня вечером второй претендент В. выехал вслед за бежавшими за границу».

Просадить состояние на цыган, по словам Льва Толстого, считалось особым шиком. Лев Николаевич даже придумал особое слово для обозначения поголовного увлечения искусством цыган – «цыганерство». По молодости лет он и сам частенько наведывался в табор, а двое его близких родственников – брат Сергей Николаевич и дядя Федор Толстой-Американец, знаменитый авантюрист, картежник и бретер, – взяли в жены цыганских певиц. Женились на цыганках поэт Афанасий Фет, князья Витгенштейн и Массальский, уральский миллионер Нечаев…

Певица Зинаида Хлебникова

Но просто так сосватать цыганку было невозможно. В хорах царила железная дисциплина и культивировалась строгая нравственная атмосфера. Вступить в законный брак было возможно, только заплатив главе семьи огромный выкуп в 50 000 рублей (в то время как, например, крепостной крестьянин стоил 150).

Игра стоила свеч. Цыганские жены были не только красивы и ласковы, но верны и преданы своим супругам в любых ситуациях.

В канун свадьбы Толстой-Американец проиграл в карты 60 000 рублей. Его невеста певица Авдотья Тугаева для выплаты долга, не раздумывая, продала бриллианты, которые он же ей раньше и подарил.

В путевых заметках о России Теофиль Готье свидетельствовал:

Цыганки воздержанны <…> и целомудренны… Их добродетель славится в России. Никакой соблазн не приводит к желанному исходу, и молодые и старые господа растрачивали на цыганок баснословные деньги, нисколько не приближаясь к цели. Однако в их поведении нет ничего дикого и непримиримого. Цыганку можно взять за руку, за талию, иногда она возвращает похищенный у нее поцелуй. Если для всех недостает стульев, она фамильярно садится вам на колени и, когда начинается пение, кладет вам свою сигарету в зубы, а затем забирает ее обратно…

Маркиз де Кюстин в книге «Россия в 1839 году» делится впечатлениями от выступления цыганской труппы, которое он лицезрел, будучи в Нижнем Новгороде:

В тот вечер, когда я вместе с губернатором смотрел представление на русском языке в совершенно пустом зале, встретился мне, по выходе из театра, один знакомец и повел в трактир с цыганками, расположенный в наиболее оживленной части ярмарочного городка. Близилась полночь, но внутри было еще людно, шумно и светло. Цыганские женщины показались мне очаровательны; одеяние их, внешне то же самое, что и у других русских женщин, выглядит как-то необычно; во взгляде и чертах у них есть нечто колдовское, в движениях же изящество сочетается с величавостью. Одним словом, у них есть своеобразный стиль, как у сивилл Микеланджело.

Пели они примерно так же, как и московские цыгане, но, на мой вкус, еще выразительней, сильней и разнообразней. Говорят, что душа у них гордая; они страстны и влюбчивы, но не легкомысленны и не продажны и зачастую с презрением отвергают выгодные посулы…

Новые песни

«А хочешь пари, что я заставлю спеть, и ты не узнаешь: песня это или романс?…Давай пари. Что, заробел?»

Л. Н. Толстой. «Живой труп»

Менялись времена, менялись песни…

Постепенно места дворян в зале стали занимать купцы, чиновники, студенты… Отныне вкусы купеческого сословия диктуют репертуар. Центр цыганского хорового пения постепенно сместился в рестораны.

Благо к 1850-м годам их в Петербурге, Москве и других крупных городах открывается огромное количество. В 1846 году распахивает свои двери переехавший с Кузнецкого на Петербургское шоссе легендарный уже тогда воспетый Пушкиным «Яр». Вскоре конкуренцию ему составят «Стрельна», «Мавритания», «Эрмитаж»…

Но если в шикарных залах фешенебельных заведений звучали песни в исполнении лучших семейств хоровых цыган, то в заведениях попроще раздавались напевы, ужасавшие публику, знавшую других цыган:

Хорошо песни цыганочки поют,

Еще лучше с купцов денежки берут.

Молодая только глазом поведет,

Он тотчас ей депозитную дает.

Когда ж станет весь кошель его пустой,

Тогда купчик просим милости домой.

Я весела всегда бываю,

Когда со мною ты, мой свет,

Когда ж я деньги получаю,

Тебя милей на свете нет!

«Было время, когда на Руси ни одной музыки не любили больше цыганской, когда цыгане пели русские старинные хорошие песни: “Не одна”, “Слышишь”, “Молодость”, “Прости” и т. д. и когда любить цыган и предпочитать их итальянцам не казалось странным, – напишет о золотом веке цыганского пения Л. Н. Толстой. – Теперь цыгане для публики, которая собирается в пассаже, поют водевильные куплеты: “Две девицы”, “Ваньку и Таньку” и т. д. Любить цыганскую музыку, может быть даже называть их пение музыкой, покажется смешным. А жалко, что эта музыка так упала. Цыганская музыка была у нас в России естественным переходом от музыки народной к музыке ученой».

«Неизвестно, к чему привел бы кризис, если бы уже в 1830-е годы не появился новый жанр – романс. Ему суждено было постепенно окрепнуть и оставаться основой репертуара вплоть до запрета уже во времена советской власти», – соглашается с классиком Т. Щербакова.

Хоревод Иван Васильев (гитарист, дирижер, композитор)

В середине XIX века в Петербурге были известны хоры племянника Ильи Соколова – Григория Ивановича, позднее лучшим коллективом стал хор Шишкина. На Москве гремели коллективы Николая Хлебникова, Федора Соколова, Ивана Васильева. Последний считался преемником Ильи Соколова. Современники считали, что он, будучи человеком иного темперамента, лишил прославленный коллектив былого огня, заставил звучать его более меланхолично, тягуче. Но так ли это?

Трудно судить об этом, не имея возможности сравнить.

Быть может, стареющему поколению екатерининских времен просто казалось (как это обычно бывает), что все лучшее осталось в прошлом. «…Да, были схватки боевые, да, говорят, еще какие…»

Однако, читая воспоминания современников о выступлениях цыган, верится в стремительный упадок едва ли. Тот же Лев Николаевич Толстой в «Живом трупе» вкладывает в уста Афремова слова, ну никак не стыкующиеся с внезапной «заунывностью», якобы зазвучавшей вдруг в цыганской песне: «…Когда я умру… понимаешь, умру, в