– Так уж совпало. Ну, понимаете, эта полемика о природемагии и прочее. – Она выжидающе смотрела мне в лицо.

– По-моему, вы меня с кем-то перепутали.

– Нет. Вы сын Клайва Бордена. Верно?

Она старалась не отводить взгляда, но ее глаза, словноповинуясь неодолимой силе, опять стрельнули в сторону. Из-за того что онаерзала и уходила от прямых ответов, между нами возникло напряжение – ничемдругим, казалось бы, не обусловленное. На столе все еще стояли тарелки состатками холодных закусок.

– Человек по имени Клайв Борден был моим биологическимотцом, – подтвердил я. – Но в возрасте трех лет меня усыновила другаясемья.

– Так. Значит, я была права. Мы с вами уже встречались– давным-давно, в раннем детстве. В то время вас называли Ники.

– Не помню, – бросил я. – Видимо, был слишкоммал. Где же мы встречались?

– Здесь, в этом самом доме. Вы действительно ничего непомните?

– Нет.

– Может, у вас от тех времен сохранились какие-нибудьдругие воспоминания?

– Только обрывочные. Но этот дом я совершенно не помню.Хотя он способен поразить детское воображение, правда?

– Безусловно. Вы не первый это говорите. Моя сестра –она терпеть не может этот дом – только и ждала случая отсюда уехать. –Отвернувшись, Кейт взяла с подставки небольшой колокольчик и дваждыпозвонила. – На десерт люблю что-нибудь согревающее. Составите мне компанию?

– С удовольствием.

Вскоре на пороге появилась миссис Мэйкин, и леди Кэтринподнялась из-за стола.

– Мы с мистером Уэстли перейдем в гостиную, миссисМэйкин.

Шагая по широким ступеням, я испытал внезапное желаниесбежать, унести ноги из этого дома. Его хозяйка знала обо мне больше, чем ясам, причем именно о том времени, которое я вовсе не жаждал восстанавливать впамяти. По-видимому, настал тот день, когда мне суждено было вновь превратитьсяв Бордена, хочу я этого или нет. Сначала его книга, а теперь и это. Все былокак-то взаимосвязано, но интриги, которые плела Кейт, меня не касались. Какоемне дело до человека, который меня бросил, и до всей его родни?

Мы вернулись в ту комнату, где я впервые увидел Кейт, и онарешительно закрыла за нами дверь. Можно было подумать, она угадала мое желаниеуехать и хотела удержать меня как можно дольше. На низком столике междукреслами и длинным канапе красовался серебряный поднос, а на нем – несколькобутылок, стаканы и ведерко со льдом. Один стакан был наполнен какой-то янтарнойсмесью – не иначе как ее приготовила миссис Мэйкин. Кейт жестом пригласила менясадиться и спросила:

– Что вы будете пить?

По правде говоря, я бы предпочел пиво, но на подносе стоялитолько крепкие напитки.

– То же, что и вы, – ответил я.

– Это американское виски с содовой. Не возражаете?

Я не возражал, и она у меня на глазах смешала такую жепорцию.

Потом Кейт устроилась на диване-канапе, поджав под себяноги, и разом опрокинула в себя полстакана.

– Сколько у вас есть времени? – спросила она.

– Наверно, как раз успею допить виски.

– Мне нужно с вами побеседовать. И задать множествовопросов.

– С чем это связано?

– С событиями нашего детства.

– Боюсь, от меня будет мало толку, – сказал я.Теперь она почти успокоилась, и я смог оценить ее внешность более объективно:не лишенная привлекательности женщина, примерно моего возраста. Судя по всему,она знала толк в спиртных напитках и пить умела. Уже одно это примиряло меня сдействительностью – по выходным я и сам частенько выпивал с приятелями. Однакопод ее взглядом мне по-прежнему было не по себе: она то сверлила меня глазами,то косилась в сторону, и от этого создавалось впечатление, будто у меня заспиной, вне поля зрения, расхаживает кто-то неведомый.

– Короткий ответ на простой вопрос может сберечь уймувремени, – изрекла она.

– Согласен.

– У вас есть брат-близнец? Или когда-то был, но умер враннем детстве?

От неожиданности я вздрогнул и пролил виски на брюки.Пришлось поставить стакан на стол и промокнуть жидкость салфеткой.

– Почему вы спрашиваете? – вырвалось у меня.

– Так есть? Или был?

– Толком не знаю. Думаю, что был, но не могу напасть наего след. В том смысле, что… Короче, я не уверен.

– Пожалуй, такой ответ я и ожидала услышать, –произнесла Кейт. – Хотя надеялась на другой.

– Если речь идет о семействе Борденов, – сказаля, – должен сразу предупредить: мне ничего не известно. Понимаете?

– Понимаю. Но ведь вы – один из них.

– Был одним из них; для меня это имя – пустойзвук. – Передо мной вдруг промелькнула история ее семьи, уходящая на тристолетия назад непрерывной чередой поколений: общая фамилия, общий дом, общеепрошлое. А моя собственная семейная история ведется лишь с трехлетнеговозраста. – Мне кажется, вы плохо представляете, что значит быть приемнымребенком. Когда я был совсем крохой, трех лет от роду, отец вышвырнул меня изсвоей жизни. Но если бы я на этом зациклился, ни на что другое меня бы нехватило. Эту тему я закрыл давным-давно, потому что иначе нельзя. Моимиродителями стали совершенно другие люди.

– Но ваш брат по-прежнему носит фамилию Борден. Прикаждом упоминании о брате я чувствовал укол совести, тревоги и любопытства.Похоже, Кейт этим пользовалась, чтобы сокрушить мою линию обороны.Существование брата всегда оставалось моей сокровенной убежденностью, частьюменя самого, закрытой для других. Но сейчас передо мною сидела совершеннопосторонняя женщина, которая запросто рассуждала о моем брате.

– Почему вас это занимает? – спросил я.

– Когда вы впервые услышали мою фамилию, она не вызвалау вас никаких ассоциаций?

– Нет.

– Вам что-нибудь говорит имя Руперт Энджер?

– Нет.

– А Великий Дантон, фокусник?

– Нет. Если моя прежняя семья и представляет для менякакой-то интерес, то лишь потому, что через нее я, возможно, когда-нибудь сумеюразыскать брата.

За разговором Кейт часто прикладывалась к стакану, которыйвскоре опустел. Она подалась вперед, чтобы смешать очередную порцию, а потомрешила добавить виски и мне. Памятуя о том, что ближе к вечеру надо будетсадиться за руль, я поспешил отвести руку со стаканом, прежде чем она наполнилаего до краев.

– Мне кажется, – проговорила она, – судьбавашего брата связана с событиями столетней давности. Точнее, с РупертомЭнджером, одним из моих предков. Вы утверждаете, что никогда о нем не слышали,и это неудивительно, но в конце прошлого века он прославился под псевдонимомВеликий Дантон. В то время все фокусники брали себе звучные сценические имена.Он подвергался злобным нападкам другого иллюзиониста, которого звали Альфред Борден.Это был ваш прадед. Хотите сказать, вам и об этом ничего не известно?