Однажды парк заняла группа каких-то парней. Мы немного обменялись злыми репликами. «Эй, ты что, нарываешься, козел?» – «Эй, ты кого назвал козлом?» Как «Акулы» и «Ракеты» из «Вестсайдской истории», только без громкой музыки. Провокации продолжались, и в следующее мгновение я уже дрался с каким-то неизвестным. Через несколько секунд мы остановились. Мы ничего не решили. Это была ничья. Кажется, из моего носа текла кровь.

Мы оба понимали, что с честью окончили поединок. Но затем приехали ребята постарше и настояли на том, что победа должна быть за нами. Они заставили меня признаться, где были наши противники. Жирный Дейв (никто не отваживался называть его так в лицо, уж тем более – я) отправился «улаживать проблемы». Я кричал ему: «Стой, мы согласились на ничью!» – но он не обращал на меня внимания. Я чувствовал себя ужасно, глядя издалека, как он ехал на велосипеде моего противника, который тот оставил прямо напротив, около кондитерской. Что ж, в конце концов они не будут соваться в Хаунслоу хотя бы некоторое время.

Здесь, в пригороде, приходилось находить развлечения где получится и как получится. С одной стороны, приходилось участвовать в потасовках и драках между школьниками, которые устраивались постоянно, потому что было скучно. С другой стороны, моя мама работала в магазине игрушек, и это означало, что у меня был к ним доступ, как только они прибывали. Они не доставались нам бесплатно, я просто мог ими пользоваться долгое время. Мне нравилось собирать модели аэропланов, поэтому, как только появлялся новый набор «Эйрфикс», я носился с ним, как «Ланкастер» над Руром[11].

В местный паб «Дюк оф Веллингтон» вскоре начали заходить все больше людей, и я подружился с сыном его хозяина. Чарльз Сэмон был на несколько лет младше меня, но мы стали лучшими друзьями. В годы молодости у нас одновременно появлялись плохие привычки, мы крали алкоголь из бара и, когда старшая сестра Чарльза Тедди не была за прилавком, воровали сигареты. Мы прятались во дворе и курили, пока нам не становилось плохо. Я пробовал сигары, сигариллы, французские сигареты – все, что только было возможно. Когда мне было пятнадцать, я уже курил трубку, как мой папа.

Я также дружил с двумя местными ребятами: Артуром Уайлдом и его младшим братом Джеком. Наши с Джеком жизненные пути вскоре пересеклись: когда мы были подростками, мы вместе выступали на сцене Уэст-Энда – в первой постановке мюзикла «Оливер!» он играл Чарли Бейтса, лучшего друга Артфула Доджера, которого играл я. Он, однако, превзошел меня, так как пошел дальше и сыграл Доджера в 1968 году в фильме Кэрола Рида, который получил премию «Оскар».

Вот такой была моя жизнь на тот период времени. Я не помню даже, что было после этого. После Хаунслоу я поехал… в Лондон? Но это совсем другой мир. Город, в котором работал мой папа, никак не фигурирует в моем сознании.

В моей жизни важнейшее место занимал футбол, как и в жизни любого мальчика. В начале шестидесятых я был ярым болельщиком «Тоттенхэм Хотспур» и преклонялся перед машиной по забиванию голов Джимми Гривзом. Я до сих пор могу назвать по именам всю команду – настолько я был увлечен. Но «Тоттенхэм» – это команда из северной части Лондона, а до нее мне было как до Луны. Я бы никогда не рискнул выбраться настолько далеко из своей зоны комфорта.

«Брентфорд» был ближайшим к Хаунслоу именитым футбольным клубом, поэтому я регулярно посещал их матчи. Я даже присутствовал на тренировках команды, и меня уже узнавали. Иногда я ходил на матчи футбольного клуба «Хаунслоу», но он был очень слабым. Настолько слабым, что однажды его соперник просто не приехал на матч.

В список моих интересов также входили прогулки по Темзе. Мой папа редко что-либо делал с энтузиазмом, но его настоящей страстью было все, что касалось рек.

Мои родители были большими любителями лодок и помогали управляющим недавно открывшегося «Converted Cruiser Club». Они состояли в большом сообществе любителей лодок, членами которого также были мои так называемые «дяди» Рэг и Лен, о которых я упоминал ранее. У них была собственная лодка «Сейди». Она была ветераном войны, частью флотилии Дюнкерка, и была достаточно большой, чтобы мы могли спать в ней, что я с удовольствием периодически и делал.

Большинство выходных и почти каждый четверг (назначенный для членов клуба день встречи) мы проводили в компании любителей лодок: отдыхали во временном помещении клуба либо пришвартовывались куда-либо, гребя без цели, для удовольствия, иными словами – просто отдыхали на воде; либо – в большинстве случаев – только говорили об отдыхе на воде. Вскоре я начал разделять любовь отца.

Каждый год на Платс Эйт в Хэмптоне члены клуба собирались на выходных, привозили свои ненаглядные лодки и соревновались в гребле, перетягивании каната и завязывании узлов. Я управлялся с веревкой и плавал на ялике с малых лет и никогда не боялся воды. Сейчас это могло бы звучать немного скучно, но не во времена моей юности. Я даже гордился тем, что ходил в школу имени Нельсона. Небольшое дополнение по поводу воды и ее влияния на нашу семью: мой папа не умел плавать. Его отец внушил ему страх заходить в воду дальше чем по пояс. Еще хоть немного дальше – утонешь. И он поверил ему. И это тот человек, который хотел сбежать, чтобы работать в торговом флоте.

Так или иначе, Темза сыграла огромную роль в моем детстве. Почти каждые выходные с самого раннего возраста я брал весла и лодку и бесцельно плавал на ней между мостами. В то время у «Converted Cruiser Club» не было своего помещения, поэтому для всех сборов и встреч мы использовали лодочную мастерскую Дика Уэйта на берегу реки в Сент-Маргаретс, где папа плавал на своей маленькой моторной лодке «Тьюк». В итоге это место выкупил Питер Таунсенд и превратил его в звукозаписывающую студию Meher Baba Oceanic. У меня есть старая фотография, где я на руках у своей мамы прямо на том самом месте. Я сделал копию фотографии и прислал Питеру. Он написал мне в ответ милое, трогательное письмо, в котором очень благодарил меня. Эта фотография много лет висела в студии.

В конце пятидесятых мы арендовали небольшой участок земли за весьма скромную цену на острове Ил-Пай. Я провел очень много времени в детстве, сначала помогая построить домик для нашего клуба, а затем – принимая участие в постановках и представлениях, которые он устраивал. Могу поклясться, что я выступал на знаменитом месте посреди Темзы – где в шестидесятых произошел прорыв британского блюза – задолго до The Rolling Stones, Рода Стюарта и The Who.

На самом деле я до сих пор люблю просто бесцельно поплавать в лодке. Но в конце концов те регулярные постановки лодочного клуба дали мне необходимую возможность впервые сыграть на барабанах на сцене. Есть пленка, где я, десятилетний, выступаю в Derek Altman All-Stars во главе с играющим на концертино маэстро. Кэрол и Клайв также участвовали в концерте, показывая юмористические миниатюры. Мама тоже не оставалась в стороне: она проникновенно пела Who’s Sorry Now?