I should be sleeping like a log…»[2]

— Сполох, ты считаешь, что обязательно нужно оправдываться?

— Як этому привык. Я вращаюсь в обществе, где беспрестанно кто-нибудь да оправдывается. То правонарушители оправдываются передо мной. То я — перед начальством. Искать оправданий, строить или разрушать алиби — это мой «модус вивенди».

— У меня другой «модус». Я врач, и мне безразличны причины, которые привели пациента в палату. Мое дело- поставить его на ноги.

— Или проводить в последний путь.

— Или так.

— В этом мы с тобой близки.

Чувство стыда понемногу оставляет меня, и я снова ощущаю себя мужиком, предназначение которого — покровительствовать всем бабам в пределах досягаемости. Хотя подсознание властно напоминает мне, что этой ночью я был никакой не мужик, а храпящий заезженный мул. А Лариска никакая не баба, а мой ангел-хранитель во плоти. Причем во плоти невыносимо притягательной… По об этом я скажу ей будущей ночью.

Если она у меня будет, эта ночь.

На холодильнике вполголоса бубнит видеосет, по экрану носятся яркие пятна какой-то дебильной, в лучших наших традициях, рекламы. Потом вся эта брехня о лучших в мире компьютерах, панталонах и пресервах рассеивается, и возникает обозреватель Мэгги Кубышева с ее потрясающей дикцией и характерным свистящим акцентом на букву «с». Мэгги вещает о политике и экономике, и можно либо верить этому, либо нет, но слушать. Когда она дойдет до криминальных новостей, я не поленюсь и вырублю видеосет. Криминогенную ситуацию я знаю лучше всех, а успокоительную туфту для «Новостей Гигаполиса» дает моя пресс-секретарша Салтанат Абиева.

— Дружественная Монголия обещает нам кредит в пять миллионов тугриков с рассрочкой по платежам на десять лет, — декламирует Мэгги, налегая на «с». — В экономическом департаменте мэрии проходят переговоры о возможности бартерного покрытия долга… Представитель уважаемой строительной фирмы «Туманов и внуки» предлагает свои услуги в развязке печально известного транспортного узла Мальтийский Крест в округе Ельники. Есть хорошие перспективы для подписания контракта… Поздним вечером в мэрии завершилась коллегия с участием руководства Департамента охраны порядка. Результаты коллегии станут известны на полуденном брифинге. Ожидается новое ужесточение репрессивных мер к нарушителям общественного спокойствия…

На протяжении всей этой беспардонной лжи я корчу страдальческие гримасы.

— Что ты имеешь в виду, Сполох? — спрашивает Лариска, присаживаясь по ту сторону стола. — Насчет близости между тобой и мной?

— Видишь ли, — говорю я, прихлебывая раскаленный кофе. — Если речь идет не об интимной близости… В мои функции тоже входит провожание некоторых лиц в так называемый последний путь. То есть если я соберу достаточный объем улик и убедительно представлю их суду. Например, в самом ближайшем будущем я намерен помахать платочком вслед одному малоприятному господину по прозвищу Дикий Хирург.

— Душегуб, — говорит Лариска, попыхивая сигареткой.

— Еще бы! В его послужном списке добрый десяток женщин. Молодых и красивых. Броде тебя.

— Во-первых, я уже не молодая женщина. Я женщина бальзаковского возраста. Во-вторых, душегуб — это ты. Потому что выслеживаешь совершенно незнакомого тебе человека со вполне определенной целью- отправить его… в последний путь. Чем же ты отличаешься от него?

— То, что ты говоришь, — обычное мещанское прекраснодушие.

— Возможно. Но с позиции высшей, горней нравственности ты, Сполох, такой же преступник, как и этот ваш Хирург. И перед высшим судом вы оба будете стоять рука об руку.

— Ладно, — говорю я с некоторым раздражением. — Слышал я и такие разговоры. Пока самих не допечет… Только я уже досыта насмотрелся на женские трупы, располосованные вот так и вот эдак! И я согласен на вечные муки за свои прегрешения против горней нравственности там, но этот гад схлопочет из моих рук еще здесь!

— …Прошлой ночью убийца-маньяк, известный как Дикий Хирург, совершил очередное преступление, — объявляет Мэгги Кубышева. Похоже, она питает слабость к слову «известный» со всеми его производными. — Жертвой стала припозднившаяся на работе Инна С, библиотекарь… — Буква «с» впивается в мой изнемогающий мозг точно осиное жало. — Следствие ведет специальная бригада Департамента охраны порядка во главе с комиссаром Сергеем Сполохом…

— Выключи эту стерву! — рычу я.

— Успокойся, Сполох. Кофе расплещешь.

— Да я спокоен. Спокоен… Но меня тошнит от пикетчиков из «Международной амнистии» у входа в Департамент. Особенно когда я возвращаюсь из морга. Это же больно, Лариска, когда скальпелем- по живому…

— Я знаю, — говорит она. — Умирать всегда больно.

И я прекращаю этот спор. Лариска действительно знает. Два дня в неделю она работает в хосписе, о боли и смерти ей известно все.

К тому же у меня в запасе не более пяти минут.

— Хочешь, приду сегодня вечером? — спрашиваю я.

Лариска глубоко затягивается и смотрит на меня прямо и открыто.

— Хочу. Трахаться мне нужно точно так же, как и тебе. Я люблю это. Но ты не придешь.

— Приду. Честное слово… если сумею.

— Приходи, Сполох. Сегодня я одна.

Наш поцелуй по-братски краток и целомудрен.

Уже на площадке я вдруг вспоминаю, где я вычитал про рыбу-одеяло. У Конан Дойля, в «Маракотовой бездне»!

— …Смотря каков будет навар, — говорит Зомби.

— Фыр-фыр-фыр, — обрывает его «нечеткий».

— Мммать, — шепотом рычит Малыш. — Дип его не берет. Фантом какой-то.

— Хорошо, не буду… — невесть с чем соглашается Зомби. — Но я желал бы иметь карту.

— Хр-хр…

— Тогда без проблем. Однако вернемся к моей любимой теме оплаты труда…

— Хр-хырр…

— И процент за риск.

— Хррр…

— В пределах разумного, в пределах разумного… Скажем, пятьдесят.

— Разумник, — коротко комментирует Малыш.

— За какой же риск он хочет срубить такой процент? — бормочу я.

— Может быть, «живой товар»?

— Не слыхал о таком.

— Наложницы для королей из Пекла. Такси-герлс в подпольные бордели.

— В Гигаполисе своих кадров навалом.

— Негритянок маловато. Когда я служил на Востоке, там это уже практиковалось. Правда, речь шла о гаремах.

— Все равно не верю…