Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, – повторил Андрей, – ну… я побаиваюсь его.
– Он такой страшный? – хихикнула я.
– С виду прямо одуванчик, – вздохнул наш психолог, – когда-то давно мы с ним заговорили о гипнозе. Лев Михайлович говорил, что негипнабельных людей нет. Есть плохие специалисты, они не способны со всеми справиться. Я, тогда студент, не согласился, заявил:
– Меня никто не введет в транс.
Овчаренко уставился на меня, и мои руки сами собой начали вздыматься к потолку.
– Как это сами собой? – не поняла я.
– Представь, что стоишь на дне бассейна, – предложил Реков, – вода верхние конечности поднимет без твоего желания и усилия. Вот и со мной так получилось. Сижу, как идиот, с задранными лапами, пытаюсь их опустить, а не получается. И так дергаюсь, и этак, результата ноль.
Лев Михайлович тихо поинтересовался:
– Как самочувствие? Тебе удобно?
Я в ответ:
– Нет!
Овчаренко моргнул, мои конечности обвалились, ну прямо как кошки с забора шлепнулись. Сижу, молчу. Лев встал.
– Никогда не говори, что тебя нельзя загипнотизировать. Любого можно. Просто не попадался тебе нужный специалист.
После того случая я захотел к нему в ученики, но он меня не взял.
– Почему? – полюбопытствовала я.
Реков пожал плечами:
– Наверное, не счел меня талантливым.
– Позвони Овчаренко, – потребовала я.
– Ладно, – согласился Андрей и ушел.
– Он не хочет при нас беседовать, – удивился Володя.
– Странно, – согласилась я, – простое дело, набрать номер и поговорить.
– У каждого свои тараканы, – решил Володя, – у Рекова они питаются психологическими знаниями, поэтому особенно жирные и чрезвычайно умные.
Раздался звук шагов, в кабинет вернулись Андрей и Нина.
– Он считает, что я заколдована, – объявила Осокина.
– Конечно, нет, – поморщился Андрей, – думаю, с вами в детстве работал психолог. Только и всего.
– И поэтому я ничего не помню? – насела на него клиентка.
– Возможно, да, а возможно, нет, – вывернулся Реков.
– Зачем такое проделали? – всхлипнула Нина. – Поиздевались над девочкой!
– Не отвечу, – быстро отреагировал Андрей, – и Лампа с Владимиром не знают. Вероятно, в вашем детстве возникла некая неприятная ситуация. Поэтому на пороге тринадцатилетия с вами кто-то работал.
Гостья села в кресло, потом вскочила и забегала по комнате.
– Если мое имя на самом деле Ирина, то… то… то…
Осокина замерла.
– Хотите чаю? – предложила я. – У нас есть вкусное печенье.
Посетительница отмахнулась от меня, как от назойливой мухи.
– Если я Ирина Мальцева, а не Нина Осокина… то… то… Тимофей Ильич не мой отец. Папу звали Петр! Логично?
– Вроде да, но нет, – быстро возразил Володя, – скорее всего, Ирина Петровна Мальцева существует только в ваших мыслях. Она придумана. Фантом.
Раздался тихий звук, Костин посмотрел на экран компьютера.
– Владимир абсолютно прав, – заговорил Андрей, – людям иногда такое кажется!
– Ты что-то нашел о Нине? – спросила я, когда мы остались одни.
– Юра нарыл, – уточнил Володя.
Я удивилась:
– А куда Валера подевался?
– Уволился, – коротко ответил Костин.
– Значит, у нас новый Юра, – улыбнулась я, – надеюсь, характер у него лучше, чем у тезки Чернова, прежнего шефа отдела компьютерного розыска.
– Юрий прежний, – со вздохом уточнил приятель, – Чернов вернулся.
На секунду я потеряла дар речи, но потом он ко мне вернулся в полном объеме.
– Чернов же ушел со скандалом! Обругал всех, сказал, что вокруг одни идиоты. А от Макса пахнет навозом, поэтому он, Юрий, заработал астму. Его жена, то бишь я, вечно сует свой нос куда не следует, ей надо шнобель дверью прищемить. А ты…
– Спасибо, знаю, – остановил меня Володя, – Юрий ушел в агентство Михаила Кругина, там ему пообещали огромную зарплату, два выходных, отпуск, как при советской власти. И фиксированный рабочий день! В девятнадцать часов шагай домой.
Я заморгала:
– Характер у Юры омерзительный, он не умеет себя вести, речь ужасная. Но в интернете противный парень способен на многое, и с умом у него полный порядок. Чернову не пришло в голову, что таких условий в нашем бизнесе не бывает?
Костин развел руками:
– Мой сосед по поселку – премьер Большого театра. Он нас с женой пригласил на спектакль. Стало ясно, земное тяготение над Ромой не властно, он парит над сценой, великолепный балерун. На днях танцор к нам прибежал в слезах: «Вова, Надя уехала по делам, домработница на рынок. Я один дома! Свет погас! А у меня репетиционный зал без окон, что делать?»
Я пошел к нему, спрашиваю:
– Где у тебя пробки?
Балерун убежал, вернулся с коробкой.
– Вот.
Я подумал, что щиток заперт, мне ключ от дверок дали. Открываю коробку, а в ней… пробки. От винных бутылок!
Костин расхохотался.
– Расскажи мне кто такое, не поверил бы. Но, оказывается, есть мужики, которые понятия не имеют, что такое электропробки и где у них в доме щиток расположен. Можно гениально исполнять партию в балете и ничего не смыслить в электричестве. Можно лучше всех владеть компьютером и ничего не смыслить в житейских вопросах. Юрий поверил, обругал нас всех, включая Макса, тебя, меня, хлопнул дверью и ушел к Михаилу.
– Не плюй в колодец, – язвительно заметила я, – недолго умница работал в идеальных условиях.
– Макс его назад взял, сегодня Чернов первый день на старом месте, – объяснил Костин, – Вульф ему условие выкатил: если он еще раз швырнет дерьмом в Лампу, в меня, вообще в кого-либо из сотрудников, то вмиг окажется за бортом навсегда. Испытательный срок у него полгода.
– Зачем Макс Юрия к нам вернул? – расстроилась я. – Если поискать, можно найти кого-то на него похожего.
– Похожего, но не такого, – возразил приятель, – Вульф его элементарно пожалел!
– Нашлась сирота казанская, – вспылила я. – Значит, мне надо забыть, как Чернов выкопал в интернет-помойке сведения о моем первом муже, которого посадили за нехорошие дела, и разослал их по внутренней почте? Надо улыбаться мужику, который за глаза говорит про меня: «Тупая недоумка, которую муж при себе на службе держит, чтобы на глазах находилась. Такую одну дома не оставишь». Сегодня вечером задам Максу эти вопросы. Парень перебежчик, ушел туда, где пообещали золотые горы, а когда стало ясно, что их не существует, захотел с «тупой недоумкой» снова работать? В Москве есть вакансии для айтишников. Пусть ищет для себя, что ему надо.