Но с Чераком скоро наладилось, видимо, он отрегулировал поступление воздуха в свои легкие, в общем, как-то приноровился, и тогда тяга сразу возросла. Рост снова, как обычно тут на высоте, в разреженном воздухе, почувствовал покалывание в висках и ушах, сморгнул, возвращая требуемую зоркость глазам, и…

И тогда понял, что нужно не смотреть по сторонам, а сосредоточиться. И как это было на Вагосе, найти наиболее горячий, или светящийся перед внутренним взором, кусок территории, которая расстилалась под ними. Он так и сделал. Ким что-то прорычал при этом, но звучало это не страшно, разреженность была такой, что его голос показался слабым.

Сознание Ростика поплыло, отвлекаясь от этого мира, смещаясь в то состояние, когда он лучше представлял себе мир мысленно, чем видел его, со всеми этими камнями под лодкой, складками Олимпа, заглаженными снегом, хотя и снега тут было уже немного, вернее, он лежал слишком тонким слоем, напоминая скорее ледовую чешую, чем полновесный ледник… Впрочем, лед все равно здорово прятал под собой то, что Ростик пытался найти.

Он уже давно заметил, что вода, пусть и замороженная, очень серьезная преграда для его ментального зрения, она обладала слишком большой емкостью, как электрический конденсатор, поглощала практически любое внимание, как бы его ни удавалось собрать в пук. И требовалось приложить массу усилий, чтобы пробить ее… Вернее, лед в данном случае.

То место, где Ростик приблизительно сбросил зерно Нуаколы, он, кажется, определил. Располагалось оно от их нынешней стоянки чуть не в пятидесяти километрах восточнее, до него лететь было бы лучше, обходя склоны ниже, так, чтобы не использовать акваланги прежде времени, поэтому исследовать эту точку Рост решил позже. Теперь же дышать из баллонов они начали сразу. Как бы там ни было, а следовало испробовать эту технологию, определить ее пригодность, выявить ее необходимость и, разумеется, найти слабые стороны. То, что эта технология могла оказаться ненадежной, не давало Росту покоя.

Ким оторвал от лица загубник.

– Ты же почти не смотришь вниз.

– Знаю, – Рост даже не открыл глаза.

– Тогда чего мы высматриваем?

– Чуть правее, то есть западнее и, если можно, повыше, – попросил Ростик.

Ким больше ничего говорить не стал, кажется, сделал так, как его просили.

Наверное, мы поднялись уже метров на семьсот, решил Ростик. И снова попробовал просканировать как можно более широкий участок под ними и немного впереди, потому что до настоящих возвышенностей Олимпа было еще неблизко.

А ведь мы за один час, если будем ходить с такой скоростью, до верхушки не доберемся, подумал он. Или доберемся? Если попросить поднажать… Нет, тогда я не смогу правильно оценивать местность.

Да, лед мешал гораздо больше, чем хотелось бы. Но все-таки, решил Ростик, на этих склонах ничего не выросло. Нет тут никаких новообразований. В принципе, можно возвращаться.

– Ким, идем назад, но попытайся спускаться другим маршрутом, чтобы я…

– Мог бы этого не говорить, командир ты… лапотный.

– А вот этого мог бы не добавлять ты, – хмыкнул Ростик. – Сам знаю.

Антиграв плавно развернулся, земля поплыла немного вниз и вбок. И без того эти склоны, висящие перед ними, как стены, сбивали ориентировку по горизонту, а еще Ким, оказывается, научился летать с виражами, почти как самолет, когда одно крыло выше другого. Прежде он летал, словно воду в блюдце возил.

– Ты чего так?

– Я думал, тебе понравится. – Через пару глотков воздуха из мундштука: – Это новая техника, ее нам пурпурные недавно показали.

Ростик сходил назад, к Чераку, тот чувствовал себя неплохо. Утомления видно не было, он даже показал большой палец, как делали люди, когда объясняли, что все в порядке. Рост проверил давление в его баллонах. Воздуха волосатик расходовал куда больше, чем люди, но для полета назад его должно было хватить. Рост вернулся в кресло второго пилота.

– Черак, кажется, кайфует, сделал подачу воздуха больше, чем следовало бы.

– Ему нужно, – отозвался Ким.

Все равно, подумал Ростик, стоит выяснить у Пестеля, биолога нашего, гипервентиляция – это позволительно или все-таки нет?

Когда добрались до временного лагеря под Олимпом, который они организовывали с Ладой, она тут же приставила Микрала крутить ручку компрессора, а сама стала выяснять с Кимом подробности полетной техники над Олимпом. Тот пустился объяснять что-то специфическое, подбрасывая веточки в костер. Но Ростик его не слушал, у него по-прежнему кружилась голова, и он знал, что если быстро не найдет то, что они тут искали, будет худо. Потому что долго он не продержится. Это место выматывало его куда быстрее и основательнее, чем это происходило на равнинах Вагоса, чем над лесами дваров, быстрее даже, чем в междулесье.

А подменять-то, подумалось ему, придется не пилотов и загребных, а меня… И с этой идеей, так и не успев ее оценить, он неожиданно уснул. Хотя ему казалось, что он слышит все, что Ким рекомендовал Ладе.

Как Ростик ни старался, а три вылета в день оказались для него чрезмерной нагрузкой. Он даже ругать себя пытался, но не помогло. Два раза – один до обеда и еще разок – после, и на этом все. Пространство перед ним казалось даже не враждебным, а каким-то непробиваемым, вот он, пытаясь преодолеть эту преграду, и истощался.

На четвертый день, вернувшись с Ладой из полета, он выслушал нелестный комментарий Пестеля, который тоже попытался его пришпорить. Но тут уж за него заступилась Лада. А потом, когда обсуждение несколько стихло, неожиданно включился Ким. И он-то высказал совершенно парадоксальную идею:

– Вы не понимаете, ребята. Он не просто так… телепатит. Он что-то изучает, что, кажется, оказалось ему… В общем, никто, даже аймихо, этого с ходу не поймут.

– Их тоже следует подключить, – буркнул Пестель. – Тогда быстрее получится.

– Они все как один отказались, – напомнил Ким.

– Вообще-то, их можно было бы и подстегнуть, – высказалась Лада. Она всегда не очень хорошо реагировала в тех случаях, когда Рост приходил в состояние, близкое к полному безволию, когда впадал в черную меланхолию, или депрессию, как называла это мама.

– Но ведь невозможно допустить, чтобы ценное исследование зависело от… настроений одного человека.

– Не от настроений, как ты изволил выразиться, – Ким сделался велеречивым, – а от его возможностей. Ты что же, в самом деле считаешь, что он – волынит?

– Я просто не знаю, как это квалифицировать, – признался, наконец, Пестель.

– Хватит, – приказал Ростик, – взялись помогать, значит, помогайте, а не деритесь. Не то, к чертовой матери, всех отошлю в город… И выступайте перед начальством, как хотите. Сам разберусь, с Ладой.

– Вот это да, – восхитился Ким, хотел что-то добавить, но смолчал.