Когда Дилан нуждался в помощи по хозяйству, он всегда обращался к Оливии, так как знал, что она, как всегда, безропотно исполнит волю хозяина и спасителя. Но Оливия тяжело разболелась и не могла подняться на ноги.

Видимо, задание было важным для этого чокнутого ублюдка, потому что, когда захлопнулась дверь комнаты Оливии, отворился замок двери, ведущей к темнице Эмми. В проходе оказался Дилан. От проблеска, пробившегося в мрачное царство Дилана сквозь открытую дверь, в руке его что-то блеснуло, как кварц.

– Вставай! – произнес Дилан.

Эмми поднялась и на ноге лязгнула цепь. Дилан подошел к матрасу, наклонился к замку от цепи. Эмми разглядела черный пистолет, сжатый пальцами Дилана, как титановыми тисками. Замочный механизм провернулся и в воздухе раздался характерный звук.

– Вперед! – скомандовал он.

Эмми бросила на него взгляд, полный недоверия и таящий в себе тонны злобы и ярости, которая месяцами копилась внутри нее. Наученный горьким опытом Дилан смотрел на нее безотрывно. С подозрением.

Они двинулись из комнаты. Яркий свет из открытой нараспашку входной двери ударил в глаза Эмми, и она прищурилась. Она тут же сообразила, что это, быть может, последний шанс на спасение.

Они вышли из дома.

Поток свежего воздуха ударил ей в ноздри. Она жадно вдыхала кислород. Вдохи вызывали головокружение, но каждая порция чистого, прекрасного воздуха одаряла ее надеждой на скорое освобождение. Мысли о Томми вспыхнули как-то иначе, более живо… Будто до него рукой подать. Вообще, так ведь оно и было. Всего несколько миль по шоссе и там… В Нью Медовс ее сынишка, который не видел родную мать около полугода. Знал бы он только, в каком ужасном плену она старается выжить, чтобы вновь ощутить прикосновение его льняных волос. Чтобы только потрепать их… Нежно и с любовью…

– Иди! – голос Дилана вернул ее к суровой реальности.

Она побрела в указанном направлении.

Эмми едва переборола желание закричать о помощи. О, этот древний инстинкт! Но это было лишено всякого смысла, так как вокруг не было ни шоссе, ни домов, ни людей, ни машин. Пустота!

Они остановились на заднем дворе. Там стоял ветхий сарай и всюду валялись груды всякого хлама, которые образовали целые залежи.

Дилан не сводил с Эмми глаз. И пистолет.

– Бери лопату! – произнес он.

Эмми подняла с земли штыковую лопату.

– Копай, – приказал он, – Здесь копай!

И она принялась рыть яму. И без того непосильный труд ее усложнялся постоянными толчками в ребра, под лопатки. Он смеялся над ней и всячески подтрунивал.

Целых три часа она рыла яму и наконец он приказал остановиться.

– Хватит!

Затем он, злобно хихикнув, сказал ей:

– Ну! Полезай внутрь!

Она посмотрела на него злобно, но в глазах показался страх.

– Живо! – прокричал он.

Эмми присела на край ямы и спустила обе ноги внутрь. Кромка тут же посыпалась по склону рва и облачила босые ноги невольницы.

Сильнейшее чувство отвращения и ненависти к этой твари пересилило в ней желание рыдать и молить о пощаде, о спасении.

Дилан прицелился в ее голову.

В сознании и памяти Эмми вся жизнь пролетела разом, как череда кадров в диафильме. «Томми, сынок» – думала она тоскливо. «Неужели мне все же не суждено увидеть тебя, мой малыш?».

Дилан прищурил глаз.

Эмми смотрела прямо в глаза чокнутого ублюдка и, храня в сердце своем образ милого сына, стояла неподвижно, ожидая пули. В конце до концов, думала она, смерть от пули не так страшна, как если бы пришлось сдохнуть в этом проклятом доме, в этой чертовой комнате, где темнота, хоть глаз выколи.

Неожиданно Дилан весь изогнулся и залился сатанинским смехом. Почти визгом. Эмми уставилась на него недоумевая.

– Выбирайся оттуда, к чертовой матери! – кричал он, пытаясь победить приступ истерического смеха, – Посмешище! Жалкое ничтожество!

Он умерил смех и произнес:

– Спасение нужно заслужить, дорогуша! А теперь пошла! В дом!

Погрузившись в безрассудное веселье Дилан почему-то побрел впереди. Эмми тут же схватила из залежей металла и мусора старый ножик с коротким туповатым лезвием.

В эту секунду Дилан резко развернулся, но Эмми успела скрыть ножик.

– Иди вперед! – произнес он, поняв, что совершил глупость.

Они снова поднялись по ступенькам. И Эмми оказалась в комнате.

Но теперь она там была не одна.

Теперь с ней была новая надежда на спасение.

Возможно, ее последний шанс на спасение.

***

– Эмми, – произнесла за стенкой Оливия, – Мне становится хуже.

– Оливия, слушай меня внимательно, хорошо?

– Да, я слушаю.

– Нам нужно бежать, Оливия!

– Что? Я даже слышать об этом…

– Нам нужно бежать, Оливия, – перебила ее Эмми, – Он прикончит нас! Рано или поздно, но этот день неизбежен, понимаешь?

– Эмми, замолчи!

– Нет! Мы должны бежать. Я и ты. Нас двое, а он один. Мы можем спастись.

– Эмми, заткнись! Он услышит!

– Мне наплевать на него! – разгорячилась Эмми, но все еще говорила негромко, – Наплевать, слышишь? Я не собираюсь сидеть в этой проклятой дыре! Я не могу!

Оливия вдруг забарабанила кулаками по тонкой стене, издавая серию гулких стуков.

– Заткнись, Эмми! Он убьет нас! Закрой свой поганый рот! Ты хочешь погубить нас! Я хочу жить! – Оливия кричала в остервенении, позабыв о собственных предупреждениях, – Прикончит нас, как прикончил эту русскую, и как прикончил тех, кто был здесь до нас!

– Оливия, Господа ради, не кричи же! – произнесла Эмми тревожно.

Но Оливия не слышала ничего вокруг. Он также не слышала топота тяжелых ботинок, поднимающихся по ступеням. Она уже не говорила, а лишь выкрикивала едва различимые сочетания звуков и букв.

Эмми услышала, как в комнате Оливии распахнулась с грохотом дверь, ударившаяся о каменную стену. Однако, это не остановило съехавшую с катушек девицу. Она стонала, мычала, рычала и издавала непонятные звуки.

Дилан всполохнул адской злобой и схватил ее за плечи. Он тряс ее так сильно, что звуки, издаваемые ею, разлились волнами и вибрациями, то понижаясь, то поднимаясь.

– Что с тобой происходит, дьявольское создание? – в бешенстве прокричал Дилан.

Он все тряс ее, но она все также издавала неясные возгласы и крики.

Нечеловеческая ярость окутала Дилана, и он со всего размаху ударил Оливию кулаком в челюсть.

Крик оборвался. Девушка в мгновение рухнула на бетонный пол. Послышался звук, будто что-то треснуло и раскололось. Дилан посветил фонарем и увидел бездыханное тело. Из ее головы ручьями текла черная кровь, выливаясь в ямки кривого каменного пола, образуя кровавые ванночки. Он отпрянул от тела с брезгливостью.

На мгновения в проклятом доме воцарилась тишина. Смертельная тишина.

Вдруг Дилан громко выдохнул воздух. Зарычал, вскипая от злости,