Что же касается его элдормена, то у короля были большие сомнения насчет способности Эльфхельма подчинить себе северян. Или же, возможно, все дело в отсутствии у него настоящего желания. Хотя Эльфхельм был одним из самых могущественных и богатых магнатов Англии, ему хотелось еще больше власти, и он пользовался любыми доступными средствами, чтобы добиться ее. А это означало заключение альянсов с теми, кто таил злобу против Церкви или короны, а таких людей было немало.

Так какие же союзы заключает Эльфхельм? Его старший сын уже много лет был обручен с девушкой из Пяти городов, а младший – со вдовой, которой принадлежали земли вдоль реки Трент. Каждый из этих браков распространял влияние элдормена еще дальше на Север, и теперь у него оставался всего один ребенок без супруга – его дочь Эльгива, красавица и колдунья.

То, что она колдунья, он знал наверняка по собственному опыту. Когда он в первый раз устал от своей нормандской жены, Эльгива с помощью чар почти месяц удерживала его при себе. Он был уверен, что за всем этим стоял ее отец. А теперь Эльфхельм, вероятно, использует Эльгиву для того, чтобы поймать в ловушку какого-нибудь могущественного союзника из недовольных лордов Севера. С какой целью, он точно не знал, но легко мог догадаться. Северяне из Хамбера никогда не любили преклонять колено перед королями с юга. И хватило бы легкого толчка, чтобы подтолкнуть их к измене клятвам, которые они давали королевскому дому Кердика.

Измена. Это вполне могло быть тем самым бедствием, закипающим на его землях, о котором говорил предсказатель Вульфстана.

Он взглянул вниз, туда, где за столом возле его помоста сидели женщины из окружения королевы. Среди них должна была находиться и причиняющая столько беспокойств дочь Эльфхельма, но, не найдя ее там, он тихо разразился проклятиями. Когда Вульфстана увела из-за стола группа священников, он обернулся к Эмме.

– Где леди Эльгива? – спросил он.

Зеленые глаза Эммы смотрели на него с невинным удивлением.

– Предположу, что она до сих пор в Нортгемптоне, милорд. Вы отпустили ее, чтобы она посетила свадьбу своей кузины Альдит с лордом Сифертом из Мерсии.

Господи, он совсем забыл об этом. Но это же было месяц назад, когда весь двор находился в Саттоне, а поместье Эльфхельма расположено всего в двух днях пути. С тех пор королева успела предпринять паломничество, а двор переехал в Уилтшир.

– Значит, она так и не присоединилась к вам во время вашего паломничества? – спросил он.

– Нет, милорд. После своего возвращения я ожидала увидеть ее здесь.

Он нахмурился.

– Мне должны были доложить, что она до сих пор находится в Нортгемптоне. – Эльфхельм месяц держит при себе своего отпрыска, дочку. Одному господу известно, на какие козни они способны. Он взглянул на Эмму. – Вульфстан полагает, что на Севере неспокойно. Я готов поставить половину своего королевства на то, что за этим стоит Эльфхельм и что Эльгива играет важную роль в его планах. – Боже мой, это и вправду может стоить ему половины его королевства.

Недовольный собой, своей королевой, своим архиепископом, а больше всех – Господом Богом, он встал и позвал факельщика, чтобы тот проводил его в покои. Сегодня же ночью он пошлет гонца к Эльфхельму с требованием, чтобы вся его семья прибыла ко двору на Пасху. Ответ элдормена подскажет ему следующий ход.

Величаво покидая залу, он не обращал внимания на мужчин и женщин своей свиты; взгляд его был обращен внутрь, и он размышлял над тем, что сказал архиепископ и на что он только намекнул. Совет Вульфстана, возможно, не так уж помог ему заглянуть в планы Эльфхельма, но у него были и другие возможности, помимо архиепископа, – другие глаза, которые следили за теми событиями, которые могли разворачиваться на Севере. Он выяснит, какое вероломство затевает Эльфхельм со своими отпрысками, а затем найдет способ пресечь это. Он поклялся, что нанесет удар прежде, чем его враги вместе со своими заморскими союзниками сумеют отобрать у него корону.

Март 1006 года

Поместье Альдеборн, Нортгемптоншир

Когда Эльгива узнала о прибытии гонца с письмом от короля для ее отца-элдормена, она не стала ждать вызова в главную залу для оглашения новостей. Вызов этот мог никогда и не поступить. Ее отец любил выставлять напоказ свою власть, скупо делясь своими знаниями.

Поэтому в сопровождении девушки-служанки, которая несла на подносе чашу и графин с медовухой, достаточно крепкой для того, чтобы развязать язык даже великану, она вошла в главную залу, где ее отец встречался с людьми из разных своих поместий. Управляющие, конюхи, оружейники, егеря вместе с их подчиненными – в общей сложности несколько десятков человек – группами стояли в комнате, ожидая своей очереди, когда их подзовет для разговора господин.

Когда ее отец находился в своей главной резиденции, зала была заполнена почти исключительно народом именно такого толка, и он не стал бы заставлять ее долго находиться среди них. С тех пор как она вернулась сюда после свадьбы своей кузины, он практически держал ее в клетке, пряча подальше от молодых мужчин, чтобы они не бросали на нее жадных взглядов.

В такой рьяной заботе о ее целомудрии отец, похоже, забыл, что когда-то в надежде получить более значительное влияние на Этельреда он почти год закрывал глаза на то, что она была любовницей короля. Несомненно, он – как и она сама – рассчитывал, что король откажется от своей нормандской невесты и обручится с ней. Однако Эмма и епископы убедили короля, что отделаться от жены будет не так легко, и, к ярости ее отца и ее собственному разочарованию, пыл короля по отношению к ней поутих и она за этот флирт не получила ничего, кроме нескольких золотых побрякушек.

С тех пор Этельред делил свое ложе с целым рядом других фавориток, не таких знатных, как она, тогда как саму Эльгиву держали, словно птичку в клетке, под пристальным взглядом королевы. А сейчас стало и того хуже, потому что здесь она проводила свои дни и ночи под строгим присмотром отца, который связывал ее по рукам и ногам.

Пробираясь через толпу в зале, она искала глазами отца и обнаружила его стоящим в узком луче света, пробивавшемся в помещение через одно из высоких застекленных окон. Как и его непростой нрав, выражение его лица было холодным, опасным, зловещим и непроницаемым. Вид его внушал страх – его грубое лицо было покрыто глубокими морщинами, словно высеченное из камня, который затем покрылся трещинами и раскололся. В его черных волосах – более жестких, чем у нее, но таких же густых и курчавых – пробивались белые нити, а в некогда совершенно черной бороде появились прожилки проседи. Благородными манерами он не отличался и мог встретить ее как пощечиной, так и поцелуем, хотя медовуху должен был принять от нее охотно.

Она взяла у служанки наполненную до краев чашу и, смело подойдя к отцу, протянула ему.

– Доброго вам дня, милорд, – сказала она, искоса бросая любопытный взгляд на пергамент с королевской печатью, который он держал в руке.