— Жюли… — Натали юркнула в кабинку так ловко, словно боялась, что за ней следят. Ее глаза сверкали неприятным матовым блеском. — Это все было подстроено. Очередное пари. Мужчины делали ставки на тебя: станешь ты защищать Шарля или нет.

Жюли не нашлась с ответом. В который раз…

— Поговори с ним. Надо положить этому конец. Или, хочешь, я поговорю?

— Ты знаешь, — пожала плечами Жюли, — мне все равно. Они не со зла, а просто от скуки. Сотни людей каждый день занимаются тем же, только в иной форме. Сегодня Шарль, завтра еще кто-то. Все одно. Пусть. По крайней мере это отвлекает от мыслей о грядущем сокращении.

Странно, но Жюли и вчера говорила то же самое. Однако всего день назад эти слова были скорее ширмой, за которой спрятались от чужих глаз боль и обида. А сегодня — нет. Сегодня Жюли действительно наплевать. Почему? Вряд ли она ответила бы сейчас на этот вопрос. Сперва сердце по давней привычке болезненно дернулось, заметалось, а потом вдруг успокоилось. Где раньше жили чувства, теперь была пустыня. Новая стадия отчаяния всегда сопровождается расширением области пустот. Ничего. Только осознание, только понимание, как в компьютере. Принял новую информацию, но ни эмоций, ни чувств.

— Мне все равно. — Голос Жюли прозвучал настолько равнодушно, что Натали даже отошла на шаг назад.

— Ну… Ну ладно… — попятилась она. — Поговорим позже. Я пойду. А тебе…

Жюли не видела своего лица, но могла предположить, какое замечательное, сногсшибательное выражение на нем застыло. Невидящий, погруженный внутрь взгляд, излучающий удрученность. В каждой черточке — безнадежность…

— А тебе не нужно сходить к психологу?

— Нет.

— Я провожу тебя домой.

— Не надо. Я хочу побыть одна после работы.

— Я…

Жюли не дала подруге договорить.

— Мне нужно оформить заказ. Вечером позвоню.

Натали, поняв, что разговор окончен, вышла.

А Жюли действительно было все равно. Она достала из сумочки зеркальце и посмотрела на себя. Правильные черты лица, зеленые-зеленые, почти как летняя трава, глаза… Однако уставшие и словно закрытые, подернутые пеленой. Без единой живой искры. Волосы с легким рыжеватым оттенком, стриженные каре. Отливающие на солнце золотом, а в сумерках словно поглощающие лучи. Жюли была красива. И знала это. И умела ею пользоваться, но и красота показалась ей теперь бессмысленной и даже смешной. И как это раньше она могла успокаивать себя внешностью. Мир устроен глупо. Нет никакого смысла жизни. Нет ничего, лишь человек с его заботами и трудностями, которые сам себе и создает. А как без них? Иначе и вовсе не к чему бы было стремиться. Если в жизни нет смысла, нужно создать его искусственно.

Жюли убрала зеркало. Что толку глядеть в него? На душе было мерзко и отвратительно, как никогда. А ведь не произошло ничего особенного. Все кругом двигалось, суетилось, переполненное жизнью и энергией, и лишь одно сердце, казалось, остановилось в груди. Ни желания, ни страсти не посещали ее.

Наверное, это весенняя депрессия. Она пройдет, убеждала себя Жюли, а по ее щекам робко и неуверенно текли одна за другой слезинки. Просто депрессия. Переждать. Пережить, и все опять вернется в привычное русло.

В коридоре послышались знакомые шаги, а вместе с ними… Да-да, вместе с ними помещение отдела огласила заливистая трель свиста. Жюли не удержалась и, быстро смахнув слезинки, выглянула из кабинки. Разумеется, это сделала не одна она. Около десяти голов уже наслаждались картиной: Шарль размашистой, беззаботной походкой шел по помещению, насвистывая мелодию какой-то детской песенки. Ему было абсолютно наплевать на непрошеных зрителей. Его не смущали то и дело раздававшиеся за спиной реплики.

— Совсем с горя помешался.

— Он и был помешанным, но его сумасшествие находилось в стадии ремиссии. А теперь обострилось. Надо ему сказать, что здесь нельзя свистеть, сам не догадается.

— Шарль! Шарль!

Несколько активных блюстителей порядка попытались вразумить нарушителя спокойствия, но тот не внял их возгласам и закончил концерт только у своей кабинки.

— Вам никогда не говорили, — заметила раздраженно Жюли, — что неприлично свистеть в общественных местах?

Шарль как ни в чем не бывало улыбнулся.

— Эти правила выдумывают зануды. Открою секрет: тот, кто запретил когда-то свистеть, сам не умел этого делать. Ему было завидно. Вот и все объяснение.

— Однако именно на правилах общественного порядка держится вся организация, и не только наша. Вы помешали людям работать, — возразила Жюли, снова уткнувшись в бумаги.

— Вы просто одержимы работой, — парировал Шарль. — Что касается организации, я бы многое отдал, только бы посмотреть, как в один прекрасный день она рухнет. Поэтому, если мой свист поможет в столь благородном деле, буду лишь рад. С другой стороны, вы упрекнули меня в том, что я помешал другим. Посмотрите на своих коллег. Им же только дай повод отвлечься. Я снял напряжение. Они посмеются, обсудят это происшествие, порадуются, что не оказались на моем месте. Пусть. Может, благодаря одной такой выходке кто-то из них, придя домой, не накричит от усталости на своих детей, не пнет любимую собаку, не разобьет посуду, а будет вести себя вполне нормально. И этим не возмутит общественного спокойствия, о котором вы так печетесь. Поймите, кому-то нужно чудить, чтобы другие чувствовали себя нормальными.

Жюли не нашлась с ответом и сделала вид, будто давно уже не слушает, занимаясь заказом. Но слова Шарля не шли у нее из головы. Наступила пауза, тягучая, неестественная. Шарль, казалось, погрузился в работу, по крайней мере делал вид, что занят. А Жюли… Последние слова Шарля заинтересовали ее. Этот человек, как выяснилось, не так уж прост.

До конца рабочего дня оставались минуты. Жюли начала собирать сумочку. Шарль, заметив это, выглянул из-за перегородки своей кабинки:

— А как насчет проводить до дому? — Его рот растянулся в приветливой дружелюбной улыбке.

— Я не нуждаюсь в услугах сопровождения. — Жюли постаралась вложить в эти слова все негативные интонации, какие только могла изобразить голосом.

— Почему вы все время сердитесь? Я вас раздражаю?

Добродушный, ничуть не обиженный Шарль, в чьих вопросах, напротив, не слышалось ни упрека, ни вызова, ни ехидства, заставил Жюли почувствовать себя виноватой.

— Просто я устала, извините.

— Конечно, вы удивитесь, но я тоже немного утомился за день. — Он поднялся и бесцеремонно вошел в кабинку Жюли. — Я подам вам пальто. Он действительно снял с вешалки бордовое пальто и помог ей надеть его. — А теперь? Вы не изменили своего решения? Обещаю, что не буду навязчивым. На сегодняшний вечер я в вашем распоряжении.

Это судьба, подумала Жюли.

— Хорошо, согласна. Но предупреждаю: я не люблю болтливых провожатых.