стоишь больше. И этот, – он указал взглядом на мою шею, на которой горели отметины Дарьяра, – знает об этом.

Он выпустил, развернулся и вышел. А у меня подогнулись колени, и я опустилась на пол, распластавшись по нему звездой.

Глава 2

Я знал, что она сбежит. Эта ведьма будет бегать до тех пор, пока не закрою все двери, но и после этого будет биться в них до крови. Так всегда было – я оставлял свои двери и окна для нее открытыми с того самого дня, как она появилась у меня на пороге впервые…

Это было осенью пять лет назад. Я помню, потому что холодный воздух каждое утро будто пытался вынуть и выстудить легкие, когда я выходил курить на крыльцо. А ведь была еще не зима… Но тело тогда сдавало. Множественные ранения и рваные раны затягивались медленно, потому что мне тогда не очень хотелось жить. И ведьму, заблудившуюся в лесу, я тем более не хотел видеть. Но она не спросила.

Я помню этот ее взгляд из-под рыжих бровей. Она подошла к самому крыльцу и долго смотрела мне в глаза. А я – в ее. Только сигаретой периодами затягивался и выдыхал едкий дым, размывающий ненадолго ее черты.

– Странный ты, – наконец, усмехнулась она и облизала губы. – Тут обычно не живет никто…

– Это я-то странный? – усмехнулся я глухо и хрипло, а по сути – безжизненно.

И она это поняла – уверен, почувствовала слабость. В другое время я бы прогнал ее. А может, убил бы. Но теперь мне стало безразлично. А ведьма была забавной. И я нашел странное удовольствие просто наблюдать за ней – хоть какое-то оживление в унылом буром пейзаже. Зачем вообще подкралась?

– Я за тобой вчера смотрела, – тихо сообщила она.

А я даже не заметил. Совсем нюх потерял.

– Ты меня поймала, – выбросил я окурок и посмотрел на нее хмуро. – Что тебе надо?

– Я не знаю.

И настолько искренне это прозвучало, что и я перестал что-либо понимать. Оглядел ее с ног до головы. Юная. Очень. А еще зверь мой полудохлый вдруг ожил и заинтересовался девчонкой в джинсах и темно-синей курточке. Волосы ее были распущены и беспорядочными волнами падали на дешевую промокшую насквозь болоньевую ткань. Девчонка продрогла и не дрожала только выдохе.

– Заходи, – приказал я и кивнул на дом.

И все. Она зашла и осталась, перевернув мой мир. Потому что все это было странно – я и она. Мы – два враждующих мира в одной тихой, залитой промозглой утренней мутью гостиной. И мне стало интересно, как это вообще возможно. А мне давно уже ничто не было интересно. Я зализывал раны в глуши. А она сняла куртку, развесила ее перед камином на стуле и трогательно шмыгнула носом.

– Ты что, согреть себя не можешь? – прошел я к плите.

– Не могу, – донеслось тихое в спину, – я бездарная. Ничего не могу.

Конечно, ведьма не обязана говорить мне правду. Но я откуда-то был уверен – не врет.

– Так уж и ничего? – оглянулся. Она замерла у стула, не решаясь шагу сделать без разрешения. Видимо, вся наглость на сегодня закончилась у ступеней моего крыльца. – Зачем так рискуешь, что лезешь к оборотню?

– А мне нечего особо терять, – пожала она плечами. – Отцу я не угодила уже своим рождением. Он грозится меня в приют отправить.

– Хорош отец, – хмыкнул я, набирая воду в чайник.

– А ты не особо опасный. Я чую.

Я только хмыкнул. А гостиная медленно наполнялась незнакомыми любопытными запахами продрогшей ведьмы – ее волос и сырого осеннего леса, что она принесла с собой.

Мне становилось все интересней:

– А ты чего тут шляешься?

– Я тут с детства шляюсь. Этот лес меня успокаивает. А ты в кого обращаешься?

– Это я тут с детства шляюсь. А тебя впервые вижу.

– Я по всей области шляюсь, – спокойно лавировала она. – У меня мотоцикл. Уезжаю из дома, живу в палатке…

– Бездарная ведьма не боится жить в палатке? Да ну брось.

– Когда ты не нужен особо… – она вздохнула и повернулась к огню. – Мне кажется, что на меня вообще всем плевать. Я уже месяц дома не была.

– Ведьмы за своими смотрят, – удивился я, наполняя чашку кипятком.

– Не все. А поесть у тебя есть что-нибудь?

Визит ведьмы обретал смысл. И как я сразу не услышал, что у нее в животе урчит?

– Ты надеялась, что я уеду, что ли? Чтобы залезть ко мне в холодильник?

– Как можно, – усмехнулась она. – Нет. Я нормально питаюсь. Просто еще не завтракала.

Ее тощий вид говорил об обратном.

– Я думаю, что ты сбежала, – направился я к холодильнику. – Что будешь?

– А что есть? – с интересом прозвучало за спиной.

– Да так… Ничего толком. Сало… яйца…

– Давай я яичницу пожарю?..

Я смотрел тогда, как тряслись ее руки от голода и решимости мне этот голод не показывать. Только ее тощий живот урчал все громче, а когда запахло жаренным салом, ведьма стала захлебываться слюной. И я отчетливо помнил, как атрофированные мышцы моего лица тогда со скрежетом пробовали задействовать забытые механизмы, отвечающие за улыбку. Она беззастенчиво умяла всю яичницу и трогательно вымакала остатки хлебом. Потом поблагодарила, убрала со стола, встряхнула курточку и ушла…

Но перед этим я сделал неожиданное даже для себя – позвал ее на следующий завтрак. А сам съездил в город и впервые забил холодильник…

Сегодня утром вспоминать события пятилетней давности было легко. И больно. Я хотел эту ведьму себе. Даже не помню, когда захотел ее впервые… Наверное, когда украдкой вытирала уголки губ от яичницы. Ее хотелось не только забрать себе, но и никому не показывать.

Правильно говорила мне бабка – ведьма на пути к погибели. Но это не значило, что я не буду пытаться ее спасти.

Я достал из бардачка сигареты и закурил, оперевшись на капот брошенного ей автомобиля. Вот сколько ей дать времени набегаться? Сколько я выдержу, чтобы не сцапать и не запихать обратно в свою постель? А эта ее «недоневинность»… От одной мысли скрежет зубов отдавался неприятно в мозгах. Она пыталась себя обесчестить. Без привязанности, желания, любви… Моя ведьма легла под кого-то, чтобы обезопасить себя! И уже за это я хотел лично ворваться в резиденцию Гданьских и переломать шею ее отцу…

Но нужно было ждать. Потому что прежние ошибки и так стоили дорого.

Я затянулся последний раз и, выбросив окурок, сел за руль.

* * *

Приют просыпался. Я слышала, как шаркает тапками Шеба над