– Дочь, – Король прочувствованно выдохнул пар, – я, как мне вспоминается, в колледже ни разу не смог нормально сдать зачет! А ты туда же, спрашивать… Что думаю, то и сказал. В целом торг безопасен, пока он невелик. Точка.

Береника кивнула и стала смотреть по сторонам, повернувшись спиной к ветру, то есть против хода дрезины. Рельсы льдисто блестели, облака медленно уползали на восток, освобождая синь небес для красивого солнечного вечера. Уголь в прорехах больших мешков лоснился сыто, маслянисто. Люди на дрезине двигали привод дружно и умело. Все выглядело так привычно, что не требовало вопросов. Детям, которых любезно согласились взять в дорогу, полагается молчать и восхищаться. Михей крякнул, предложил прибавить ход. Скоро он скинул тулуп, от толстого свитера грубой вязки шел пар. Беренике достался сначала один меховой кожух, а затем и второй. Отчим ощутил жару гораздо позже. Он уставал медленно, хотя выглядел куда более легким и сухощавым, чем большинство работников ремонтного поезда. Вот и теперь дышал ровно, смотрел вперед спокойно и двигался плавно, вполсилы. Успевал оглядываться по сторонам, подсвистывать, окликая свиристелей, обирающих рябину, или хрипло каркать во́рону, ошарашенному наглостью чужака.

Под грудой меха было так тепло, что Береника закуталась плотнее и стала смотреть вверх, в зимнюю стылую синь небес, чем-то неуловимо похожих на хорошее сало. Хотя бы потому, что небо – слоистое. Тут вот голубое, за жирком тонкой тучки – уже зеленоватое, после второй прослойки – вовсе с желтизной. А по низу – опушенное темной щетиной леса, как корочкой. Дрезина шла на север, солнце медленно клонилось влево, на счастливую сторону Короля.

– Пап, а разве не лучше закупать на рассвете, пока светлая удача густа? – спросила девочка.

– Кому как, – подмигнул тот. – Суевериям я предпочитаю здоровый торг и разумную цену. Но ты права: начали они с самого утра. И мы спешим не напрасно, боимся, как бы не застать лишь последки торжища. Впрочем, уже близко, успеем.

– Пап, а удача и судьба – они одно?

– Эк хватила, – хмыкнул Михей.

– Сложный вопрос, – порадовался Король. – Судьба – штука странная. Она, если разобраться, не у всех и имеется – настоящая. На том, как я припоминаю, и построена магия паутины удачи, делящей страну на уезды. Все, кто по селам да деревням сидят, привязанные к месту собственным страхом, не создали и не выстрадали истиной судьбы. Разве это судьба – слепо следовать первому же указанию, выданному самим рождением? Коли крестьянин, то и паши до смерти, не разгибаясь! Раз князь или граф – кланяйся и танцуй на балах. Это не судьба, а заведомый отказ от выбора.

– И что?

– Отказ развиваться и выбирать создает омут застоя, – нахмурился Король. – Кажется, у магов он именуется резервом неосуществленного. Те, кого Вдова награждает, из него черпают удачу, а те, кого казнит, – беды. Точнее не скажу, не тяни губы, затевая свое неизбежное «а если»!

– Прости. Мне и так хватит сказанного, чтобы было над чем подумать.

Король довольно блеснул глазами и присвистнул, требуя замедлить ход. Длинная дуга поворота вынесла дрезину на бесснежную высокую насыпь, огибающую большое застывшее озеро. От него поднималась накатанная санями дорога со свежими следами. Летом здесь нет пути – вода отрезает его. А теперь, по льду, посильно пробраться к разъезду, который из окна скоростного поезда неприметен. Пройдет снег – и снова будет казаться, что люди тут месяцами не появляются…

Береника распихала тулупы, каждый пододвинув к хозяину, и повернулась вперед, сев по ходу движения. У самых путей сновали люди, уже хорошо заметные. Девочка рассмеялась. Еще бы! Только что двое бодро раскачали крупного барана и метнули через рельсы. Винторогий умудрился взбрыкнуть на лету, ловко боднул покупателей, вывернулся из веревок и рванул к лесу! Что беглецу сильнее помогло, гнилые путы или темная удача, наверняка станет предметом долгих обсуждений. Один из ушибленных участников торга подхватил топорик и помчался в лес – догонять упрямое живое мясо.

– На племя куплен, – не согласился Король с мыслями дочери. – Они полагают, если сбежит и будет пойман как якобы ничейный, то прежнему месту уже не сохранит принадлежности и от происков удачи освободится. В чем-то правы. Хотя, как мне кажется, этот баран им и без чужих происков достаточно крови попортит.

– Пап, а что мы маме купим? Она такая грустная…

– Праздник купим, – широко улыбнулся Король. – Баранов, сало, наливку. Будем гулять завтра весь день.

– Но дедушка…

– Ему табак, чтобы не ворчал, – великодушно согласился Король. – Начальнику поезда – наилучший лесной мед, он заказал. Хороший мужик, и за какие грехи его к нам, на северную ветку, да с такими слабыми легкими?..

Король вздохнул и обреченно махнул рукой, не желая продолжать фразу. И так все знают. Отвернулся, взялся еще раз деловито считать мешки.

Настоящий топочный уголь, сине-черный, жаркий и долгогорящий, в пределах границ Ликры попадал лишь на сталелитейные заводы Угорского уезда и в топки магистральных паровозов. Селяне знали как дороговизну, так и выгодность этого топлива и охотно предлагали в обмен на содержимое мешков свои припасы. Более прочих оживился белолесский коваль, возжелавший непременно заполучить весь уголь для своей кузни. Он шумел, демонстрировал подлым конкурентам по ту сторону путей пудовые кулаки, набавлял цену, норовя единолично снабдить путейцев всем, что они запросили. Михей в ответ с азартом показывал свои ладони-лопаты бывалого кочегара, ругался – и явно симпатизировал оптовому закупщику.

– У тебя нижний мешок худой, угля там – половина от должного, – напирал коваль.

– А баран твой моему тулупу дедушкой доводится, – не отставал Михей. – Он не жирный, не дери с него последние волосья, он просто с голодухи опух!

– Истинно молвлю: мне уже, почитай, без разницы, как удача развернется, коли тебе она морду не засинит, – возмущался селянин. – Ладно, добавлю малый горшок меда. Липового, слышь?

– Слышу, что липового, – невнятно намекал на подделку Михей. – Малый – это мне раз понюхать. Не годится! Эй, кто там пожилых овец давал, именуя их ягнятами? Мешок ваш!

– Все вы, сброд путейский, совесть паром высвистываете, – буркнул коваль и, обернувшись к своим, белолесским, нашел взглядом владельца овец: – Тебе со мной одним обозом домой ехать, помнишь ли о том?

Тощий мужичок с мелкими плутоватыми глазками поежился. Он, само собой, помнил… Коваль осмотрел овец, действительно упитанных и молоденьких, тяжело, всей могучей грудью, выдохнул. По мнению Береники, вышло не хуже, чем у настоящего паровоза. Из облака белой изморози донеслось:

– Свой кисет с табачком отдам. Он новый, только что перекинут, так что вреда вам не принесет. Ну?

Береника с интересом обнаружила, что деньгами никто не рассчитывался, каждая сделка состояла из чистого обмена одного товара на другой. Потому торг и тянется долго, обрастая странными и нелепыми условиями. В итоге коваль сверх оговоренного прибавил молочного поросенка. Гордо огляделся – больше нет у него соперников! – и расставил ноги пошире, готовясь ловить мешки. Сложил приобретенное в добротный крытый возок, любовно огладил, прощупывая уголь. Ровный, без пустой породы – баскольский сортовой.