Ныне громаднейшие губернии Западной Сибири все переполнены; Енисейская, Иркутская губернии, Забайкальская область, пресловутый Амур, словом, все возможные места заполнены переселенцами, шедшими со времени постройки Великой Сибирской железной дороги ежегодно сотнями тысяч (за последнее время в год выходило по 800000-900000 человек).

Так как, с одной стороны, в Европейской России дела не улучшаются, земли с ежегодным пользованием истощаются и от частной собственности не освобождаются, культура замерла на низкой «мертвой» точке, голодовки периодически обессиливают хозяйства, а, с другой стороны, население растет не по дням и часам, а по минутам и секундам и переселенцам совать носы некуда, то понятно, что Правительство обратило свое внимание и на далекую Якутскую область, про которую оно имеет совершенно превратное представление и про величину которой ходят баснословные слухи. Положим, иметь ему правильное представление довольно трудно, потому оно и посылало специально Маркграфа, сделавшего доклад, что наша область может вместить 2000000 переселенцев.

Правительство весьма радостно ухватилось за доклад Маркграфа, и теперь идут спешные приготовления о заселении Якутской области. Правительство, заселяя Сибирь и, в частности, нашу область, убивает с одного выстрела сразу трех зайцев: 1) избавляется от того избытка населения, которого ему девать некуда (что весьма важно при том жгучем, обостренном положении земельного вопроса, какое там ныне господствует); 2) заселяет и культивирует дикий пустынный край с целью извлечения пользы для государства эксплуатацией его природных богатств и 3) колонизирует свои окраины в видах охраны их от алчных и страшных соседей вроде Америки, Японии, Китая. Если бы не такое нудное положение вещей, то Правительство не поддалось бы так легко приятной иллюзии самообмана и отнеслось бы недоверчиво к докладу Маркграфа, ныне так приятно и в тон ответившему его видам.

Мы, в свою очередь, так детски-наивно обманываем самих себя мыслью, что пепелища и «өтөхи»21, где жили и умирали наши прадеды, принадлежат нам и что мы их никому не дадим. Но наши пресловутые «дьыала» и «куолу»22, наши «суут», «сокуон», «брысыанньыйа»23 против переселения ничего не сделают и ничему не помогут.... Так сильно взбудораживавшие наши мелочные интересы «сенсационные дела» вроде спора 3-х хатылинцев с телейцами из-за 80 күрүө24, Якутского союза, инструкции Скрипицына, солдатчины из якутов, переложения податей на скот – расплывутся, как дым, перед грозным призраком переселения. …Теперь-то настает время узнать нам настоящую цену «өлүү-алдьархай», «сор-муҥ»» 25…

Поставить бы истого якута-патриота в Питере среди правящих сфер, разбирающих по косточкам якутские земли, сделав по волшебству его понимающим все слышанное! Что бы он стал чувствовать и что стал говорить?! Теперь ему хотя говорят и долбят, что земли, на которых жили до сих пор якуты, принадлежат казне, но он не в состоянии ни верить, ни воображать, ни переварить в мозгу это....

Да, там ходят про нас разные толки, теории и проекты. Например, один субъект, слывущий знатоком Якутской области, ее аборигенов и языка последних и кичащийся этим, высказал в качестве авторитета мысль, сумасбродную для нас, но целесообразную для слушателей его, – мысль, что якутский народ следует переселить на север к морю, а их родину заполнить переселенцами из России. Может быть, Вам проект этого господина покажется странным, но он господам нучаларам26 показался тогда идеальным. Что же, они правы со своей точки зрения: земля переселенцам необходима; поселить их около моря – они не выдержат климата; а если переселить туда якутов, то последние, как акклиматизировавшиеся, не станут явно вымирать; тогда за чем же дело стало – гнать якутишек на север, да и все тут!…

Может быть, интересуетесь личностью того оратора, который так хорошо знает всю нашу подноготную и который сказал упомянутое слово в Томске, на съезде ученых («Сибирские вопросы»).

Как назло, позабыл я его фамилию, но, когда опишу, узнаете живо.

Гостил он у нас долго: приехал молоденьким, вертлявеньким, поджареньким, а уехал стареньким, ехидненьким. Сотрапезничал он с нами десятки лет, похваливая наши «тар», «үөрэ» и «бутугас» 27. Хвалил он и любил и нашу девицу-красавицу (ныне покойницу), с которой он коротал долгие, зимние вечера под музыку северной вьюги… Будучи молод и полон жизненных потребностей, он увлекался дикаркой и сильно обескураживался, когда она не понимала его мыслей и .... желаний, а он – ее. Во 1-х, поэтому, во 2-х, от нечего делать, он стал записывать лепет своей подруги и учить ее своему языку. Но, так как сам всецело подпал под ее обаятельную власть, то не смог ее научить своему языку, наоборот, сам научился от нее разговорному и любовному языку якутов, которого сделал своим коньком и на котором сначала поехал в Питер, а теперь едет вверх – по пути славы и великих почестей…

Вот, сей-то господин попал случайно раз

В среду мужей ученых,

Не испытавших севера ни игр суровых,

Ни Моря Льдистого проказ.

Чтоб показать умишка глубину,

Чтоб доказать патриотизма вышину,

Сказал герой такое слово,

Слыхать не приходилось мне какого:

«Якут-пигмей привычен к холоду морей,

Ему приятен край, где царствует Борей.

Зачем их нам не гнать в страну,

Какая им по сердцу и нутру!

А прежни пашни их и избы,

То, чем лежать им, гнить без пользы,

Да достаются детям нашим, как надел,

Чтоб уходя народ вздыхать об них не смел…».

* * *

И труженик смешон мне кропотливый сей:

Плоды*28 трудов своих кровавых,

Над чем кряхтел от юности своей,

Продать решил за миг един похвал неправых!

Частенько хоть, тайком порой ночной,

Скорбеть он будет думой и душой,

Но труд его погибнет так бесславно,

Ничей не радуя и взор;

А Эсперанто, Воляпюк, Липтэй вздохнут злорадно;

Заслужит же он лишь обиженных укор…

* * *

Не думайте ж, однако, друзья мои, что я настроен хорошо, что потому и пою, – нет, это – смех сквозь слезы, это – «пир во время чумы».

* * *

Но свет не без добрых людей: говорят, далеко, за морями, за долами, во граде царственном есть домовина, в котором долго, упорно и много думают хорошие люди о хороших вещах. В той домовине нашлись-таки люди, желающие нам добра (сибирские депутаты); они, говорят, доказывали другим хорошим людям, что не следует давать вымереть сибирским «иначе – рожденным – людям», ибо последние, по их мнению, платили ясак и впредь способны платить, во 2-х, они в течение