– Увеличить ход до полного!

Увидев, что «Веста» отворачивает в сторону, Шукри-бей бросился в погоню. Вскоре выяснилось, что «Фетхи-Буленд» медленно, но неуклонно настигает «Весту». Баранов вытащил из кармана тужурки часы, было всего 8 часов утра. Впереди был целый световой день, и как сложатся дела для «Весты», было ещё совершенно неизвестно. Ситуация складывалась явно не в нашу пользу.

Внимательно следя за манёврами турка, Баранов стремился удерживать противника за кормой, не давая ему возможности выйти на траверз «Весты». В последнем случае сильный бортовой огонь броненосца мог превратить наш пароход в решето и разнести вдребезги ничем не защищённую машину. Находясь на кормовых углах русского парохода, «Фетхи-Буленд» был вынужден стрелять из одного 7-дюймового погонного орудия. «Веста» отвечала ему из 107-мм пушки и двух мортир.

Из-за сильного волнения, после прошедшего накануне шторма, оба противника долго не могли пристреляться. «От первого выстрела до первого раненого прошло ровно три часа», – записал в своём дневнике судовой врач Иван Франковский.

Один из снарядов «Весты» ударил в крышку носового каземата турецкого броненосца, пробил броню и разорвался внутри. На «Фетхи-Буленде» раздались крики ужаса, замелькали фески.

Но и турки в долгу не остались. Вскоре неприятельский снаряд погнул штуртрос, и руль парохода перестал действовать. Гранатой перебило паро-выпускную трубу, капитанский мостик засыпало осколками. Двое стрелков, находившиеся рядом с Барановым, были убиты наповал. Сам Баранов и бывший при нём ординарец юнкер Яковлев контужены. К счастью, рулевая машина, заблаговременно укрытая сверху и с боков матросскими койками, не пострадала.

Вскоре после первого удачного выстрела турок попадания в «Весту» стали следовать одно за другим. На каждый залп «Весты» турки отвечали десятью. Впрочем, наши в долгу тоже не оставались. Огнём наших орудий руководил подполковник Чернов. «Фетхи-Буленд» также получил целый ряд попаданий. На нём была пробита палуба, изрешечена дымовая труба, повреждён один из котлов, но несмотря на это броненосец не отставал.

К полудню дистанция между кораблями сократилась до нескольких кабельтовых. Вызванная Барановым наверх стрелковая партия разогнала турецких матросов от дальномера.

Из рапорта командира «Весты»: «Я ясно видел красные фески в амбразурах орудий, одну феску на мостике броненосца подле какого-то зеркального инструмента, наводившегося на нас несколькими лицами в европейских мундирах синего цвета. Мне сильно хотелось сбить упоминаемый инструмент и европейские фуражки, и я объявил трём лучшим стрелкам и комендору малого оружия премию за успех. Раздался залп: две синие куртки и фески упали, инструмент, к моему сожалению, остался…»

Однако залпы «Весты» давали частые перелёты, между тем как «Фетхи-Буленд» быстро приближался, явно намереваясь таранить русский пароход своим мощным чугунным шпироном.

Баранов внешне оставался спокоен:

– Ежели не уйдём от тарана, то ничего не остаётся кроме абордажа. Все перебегаем на турка и постараемся его захватить.

– Может, атаковать турок шестовыми минами? – предложил минный офицер Михаил Перелешин.

Прикинув в уме, Баранов покачал головой:

– В момент подхода к нам попробуем, но думаю, толку от этого будем не много! К тому же на море зыбь и катерам вряд ли удастся выгрести против неё!

Кормовыми орудиями «Весты» спокойно, как на учениях, распоряжались лейтенант Кротков и прапорщик Яковлев. Экипаж «Весты», несмотря на потери, сражался с завидным хладнокровием и мужеством, но силы сопротивления явно иссякали.

Старший офицер Владимир Перелешин, посланный командиром руководить тушением пожара в жилой палубе, наткнулся на носилки с раненым младшим братом Михаилом. Несмотря на душевную муку, Перелешин не остановился, а пробежал к месту пожара, где с помощью матросов погасил огонь над пороховыми погребами.

Штурман штабс-капитан Корольков стоял всё время у штурвала, не отрывая взгляда от компаса и сердясь на разрывы гранат, заставлявшие прыгать картушку. Во время одного из залпов, не обращая внимания на осколки, штурман приказал сигнальщику убрать упавший к компасу исковерканный ствол ружья, чтобы железо не вносило погрешность в показания прибора.

Особенно мужественно вели себя матросы. Рулевые держали курс, «как бы в обыкновенном плавании», комендоры ни на миг не отходили от орудий, не прятались при разрывах снарядов, даже не нагибали головы. Отлично держались боцман Власов, механик Плигинский и доктор Франковский. У последнего и после боя было много работы.

В момент, когда Кротков наводил орудие, у него за спиной разорвалась граната. Мундир офицера пробило в сорока местах, огонь опалил волосы, сам Кротков получил 23 раны, а, кроме того, контузию в правый бок и в голову, но так и не покинул боевого поста. Превозмогая боль, продолжал драться…

На ходовой мостик поднялся подполковник Чернов:

– Аппарат Давыдова дальше использовать невозможно: проводники перебиты, приборы разбиты! Прошу разрешить мне встать у кормовых пушек. Я опытный артиллерист и смогу поразить турка!

Сам бой лучше всего изобразить подлинными словами капитан-лейтенанта Баранова, который в своём рапорте главному командиру Черноморского флота писал:

«11-го сего июля, находясь в 35 милях от Кюстенджи, имея курс вест-зюйд-вест, в 7 с половиною часов утра… был усмотрен чёрный дым. В машине приказано было пар поднять до возможно большего давления, и курс был взят… дабы можно было рассмотреть шедшее судно и, буде это был бы турецкий коммерческий или слабо вооружённый военный пароход, отрезать его от берега. Около 8 часов можно было рассмотреть, несмотря на некоторую бывшую пасмурность, что встреченное судно – большой сильный турецкий броненосец, который, подняв флаг, выстрелил по пароходу „Веста“ из орудия большого калибра; тогда на „Весте“ был поднят русский военный флаг и дан залп из баковых орудий. Затем, дав машине полный ход, я поворотил и лёг на курс… дабы держать его в невозможности бить „Весту“ поперёк борта и дабы иметь одновременно возможность бить турецкий броненосец из трёх 6-дюймовых мортир и одного 9-фунтового нарезного орудия, могущих действовать почти на корму.

Принимая это положение, я сильно рассчитывал на возможность командовать ходом над противником, предполагая, что он не может иметь скорость более 10 или 11 узлов, и потому я рассчитывал, пользуясь аппаратами автоматической стрельбы Давыдова, или уничтожить его навесным огнём, или заставить сдаться. Я вскоре заметил, что, к удивлению моему, не мы обладаем скоростью хода, несмотря на то, что последняя была развита до 12 узлов, а турецкий броненосец; с каждым моментом он выигрывал в расстоянии и через несколько времени сблизился до того, что 9-фунтовое орудие, поставленное на элевацию 12-кабельтового расстояния, стало брать далее, чем следовало.

Подполковник морской артиллерии Чернов, с неподражаемым мужеством делавший наблюдение за стрельбой и распоряжавшийся огнём кормовых орудий, пришёл ко мне на мостик, где я стоял у штурвала, и шёпотом доложил мне, что его роль, как управляющего индикаторами аппарата Давыдова, кончается, что неприятель так близко приближается к нам, что аппараты эти хотя и действуют прекрасно, но более помочь нам не могут, так как, даже в промежуток полёта нашего снаряда, расстояние делается менее и менее. Видя, что неприятель приближается, снаряды его осыпают шрапнелевой картечью снасти, рангоут, машинный люк и мостик, я согласился на просьбу подполковника Чернова и поручил ему вместе с лейтенантом Рожественским попробовать сделать ещё сосредоточенный залп.