окна, наблюдая, как Новак гуляет с дедом, по ее щекам текли слезы, а в душе была печаль. Она не увидит, как он станет мужчиной. Как муж будет наставлять сына на жизненном пути. Как он женится. Как бы она мечтала, чтобы кто-нибудь позволил наблюдать за ними сверху, когда ее не станет. Когда ей становилось плохо днем, она потихоньку исчезала от общих глаз и пережидала боль в одиночестве, молясь об одном – лишь бы увидеть его еще хоть раз. Она была так слаба физически, что глаза закрывались сами собой, и ее клонило в сон со страшной силой. Но она ни на минуту не сомкнула глаз, боясь потерять сознание. Авраам склонился над ней на коленях и, целуя ее руки, говорил, как она ему нужна, как сильно он ее любит. Он впервые в сознательной жизни плакал. Он терял половинку себя, на его глазах уходила любовь всей его жизни. И он понимал, что не сможет ее удержать.

От рассудительного,

железного в делах мужчины

сейчас ничего не осталось.

Он не мог, он не хотел

прятать чувства сейчас.

– Хорошо, что ты рядом, – очень тихо, улыбаясь, несмотря на боль, говорила она. Ей столько всего хотелось ему сказать. – Боже, как хорошо, что ты рядом. Я думала, я тебя не успею увидеть больше, как хорошо, что успела. Знаешь, Новак, он такой хороший. Он очень любит жизнь.

– Я так люблю тебя, забери меня с собой, пожалуйста, не оставляй меня одного.

– Позволь я не буду тебя забирать, пожалуйста, не оставляй Новака. Ты очень ему нужен. Обещай, что останешься.

– Останусь. Я так люблю тебя. Почему ты… Почему так?.. Не уходи, пожалуйста.

Авраам обнимал жену и не мог взять себя в руки, он плакал и умолял ее, словно она действительно была в силах остаться или взять его с собой. От рассудительного, железного в делах мужчины сейчас ничего не осталось. Он не мог, он не хотел прятать чувства сейчас.

– Я люблю тебя, Авраам, ты подарил мне жизнь, каждая секундочка которой была для меня счастьем. Для меня счастье и то, что ты остаешься. Счастье, что есть Новак, счастье, что последнее, что я вижу, это ты.

Она из последних сил положила ладони на его лицо и попросила поцеловать. По ее щеке потекла слеза. Авраам поцеловал ее. Его поцелуй стал последним ощущением в ее короткой жизни. Он почувствовал, как ее объятья сначала ослабели, а через секунду ее не стало. Он крепко прижал ее и прошептал: «Я буду ждать встречи с тобой, любимая. Я всегда буду ждать нашей новой встречи». За дверью стоял отец, не решавшийся зайти. На первом этаже сидели совсем старенькие дедушка и бабушка Авраама, мать, а на ее руках притихший Новак. Он не выходил из комнаты долгое время, и отец все же вошел в комнату. От увиденного у него встал ком в горле, и он молча вышел из комнаты и спустился вниз к остальным. Он подошел к бару. Налил себе виски, выпил и сообщил всем то, что они уже знали, но верили в обратное до последней секунды. По дому раздался плач.

Его маленький сын стоял в пижаме и,

сочувственно улыбаясь, указывал

пальчиком на большое окно,

выходящее на веранду.

В двери заколотил врач, выкрикивая имена домочадцев, чтоб они скорее открыли ему двери. Отец Авраама открыл и указал рукой на лестницу, врач сразу же побежал на второй этаж. Когда он зашел, то увидел ту же картину, что и глава семейства. Тело Моники аккуратно лежало на кровати. Со сложенными на груди руками, а Авраам спал рядом, положив голову ей на живот. Они тихонько его разбудили, врач попросил его спуститься в низ. Он еще раз поцеловал Монику и вышел из комнаты. Он пошел в кабинет, сел и стал смотреть в окно. Через минуту зашел Новак. Он подошел к отцу и положил голову ему на колено, обняв его за ногу. Авраам посмотрел на сына, сказал, что любит его, и стал гладить его по голове. Потом посадил его на руки и обнял. Авраам снова уснул. Позже в кабинет вошла мать и забрала внука, не будя сына. Он проснулся на следующий день от плача, царившего кругом. Дом уже был полон людей, приехали мать и отец Моники и другие родственники с обеих сторон, также прибыли знакомые и друзья супружеской пары и двух семей. Он был в ужасном виде, но его это совсем не интересовало. Он вышел на улицу и стал бродить по парку. Авраам ничего не отвечал родственникам, которые подходили выразить соболезнование, а от его взгляда им становилось жутко не по себе. В день похорон ему приснилась, что Моника жива, она хотела выйти во двор. Авраам понимал, если она выйдет, то исчезнет навсегда, он кричал ей как мог, но она его не слышала и подходила к двери все ближе и ближе, он пытался подойти к ней, удержать ее, но не мог пошевелить и пальцем. Она улыбалась и говорила, что выйдет только на минуту, он кричал как мог, но она не слышала. Как только она вышла и за ней захлопнулась дверь, Авраам сорвался с места и направился в сторону двери, выкрикивая имя жены, он умолял ее не уходить. Когда он оказался у двери, не смог ее открыть, он бил ее, толкал, но все было тщетно. Вдруг за спиной он услышал, как его завет Новак. Авраам резко обернулся. Его маленький сын стоял в пижаме и, сочувственно улыбаясь, указывал пальчиком на большое окно, выходящее на веранду. Авраам тотчас же отреагировал и, пробежав к нему от двери, выпрыгнул в него. Он резко проснулся, вскочил с кровати в слезах и холодном поту, выкрикнув «Моника!». Его сердце колотилось с такой силой, что он не мог дышать. Авраам встал, подошел к окну, открыв его, глубоко вдохнул. Он вдруг он понял, что она действительно ушла. И он не сможет ее вернуть. Понял, что очень нужен сыну, семье. Он услышал стук в дверь, догадавшись, что его крики разбудили тех, кто спал в соседней комнате. Он не стал открывать. «Все в порядке, простите, что разбудил», – ответил он низким тоном.

После похорон он каждое утро отправлялся на кладбище. Сидел у могилы и думал о своей жене. После кладбища он приходил домой и, взяв с собой Новака, отправлялся на прогулку. Когда он снова вышел на работу, то