— Так, заключенные, внимание! В одну шеренгу становись!

Мы все вытянулись неровной шеренгой вдоль стены. Напротив нас стояла такая же редкая цепь охраны, почему-то с наганами в руках.

«Будут стрелять? Но, капитан же говорил мне…» Ну, вот уж хрен! Просто так я не сдохну! Рыкнув что-то нечленораздельное, я рванулся вперед, одновременно смещаясь слегка вбок, сбивая прицел…

— Огонь!

Нестройно грохнул залп — мимо! То-то же! Знай на…

Удар, толчок и я полетел куда-то в темноту…

— Дядя Саша, да не кисни ты так! А, то, на тебя глядя, и у меня на душе кошки скребут! — это опять «Крест». Сидит, балабол, на подоконнике и смотрит в окно. — Вон, глянь, опять медсестры куда-то пошли. Точняк тебе говорю, вон та, черненькая на меня смотрит. Ух, и доберусь я до нее!

— Доберусь, доберусь,… Ты сам-то сначала отсюда выберись, а уж потом по медсестрам шныряй.

— Нет, ну как ты, дядя Саша, можешь одним словом всю малину опоганить! Ну, тебя к лешему, еще накаркаешь! — «Крест» неуклюже спрыгнул с подоконника и заковылял к двери. Ему досталось — пуля прострелила ему ляжку навылет, вот он и ходит боком. Видимо, мой отчаянный рывок внес свои коррективы — охрана стреляла второпях и, наверное, поэтому, мазали. Мне тоже «повезло» — одна пуля задела мне бок и еще одна скользнула по черепу. Повезло, только кожу содрала. Но, по башке приложило изрядно, я пришел в себя уже тут, в госпитале. Уже у немцев. Словоохотливый «Крест» поведал, что немцы ворвались в тюрьму через полчаса после расстрела и кроме нас двоих, подобрали еще и «Барина». Ему досталось тяжелее и по слухам его увезли куда-то на операцию. А мы лежим в отдельной палате, с часовым у двери. Смотрят за нами, в принципе неплохо, медсестры местные — из города, а вот врач немец — Готлиб Карлович. Тоже, кстати местный, но у немцев в авторитете. Врач, кстати, вполне серьезный, дело свое знает отменно и порядок у него тут истинно немецкий. Первое время нас даже из палаты не выпускали — только в туалет, благо он в трех шагах от двери. Потом режим смягчился, разрешили выходить во двор, правда, под зорким оком часового. Так что, когда «Кресту» охота покурить, мне приходиться тащиться с ним во двор. Там он тут же начинает распускать хвост и клеиться к медсестрам, но пока, безрезультатно.

По утрам в 11 часов к нам приходит лейтенант Майер из комендатуры и в течение двух часов внимательно выслушивает наши ответы на его каверзные вопросы. Вот тут уже отдувается «Крест». Рана на голове для меня, в данной ситуации, оказалась божьим даром, кошу под потерю памяти. Хотя, особенного интереса для немцев я не представляю. Из захваченных документов они уже выяснили что я, в течение последних трех лет из зоны не вылазил. Да, и до этого был на свободе нечастым гостем. Так что ценность моя в оперативном плане близка к нулю. Другое дело — «Крест». Этот угодил в зону за полгода перед войной, а до этого куролесил по крупным городам. Так что, ему есть, что рассказать. Майер внимательно выслушивает его болтовню и что-то записывает. Лицо у него абсолютно непроницаемое и понять, что же он думает на самом деле, невозможно. Поэтому представить себе наше будущее ни я, ни «Крест» пока не можем. Прикидываем разное, но пока никаких очевидных перспектив не видим. Память мне услужливо подсказывает, что такими кадрами немцы не разбрасывались, особенно в начале войны. Ну, ладно — «Крест» еще им подойдет, а вот меня куда? В разведшколу — возраст уже не тот, да и здоровье… Я уж молчу про внешность и особые приметы. Только тут я рассмотрел тело своего персонажа и внутренне присвистнул. Помимо звезд на плечах, на теле была расписана вся его «тяжкая» жизнь. И чего там только не было… Да, одной татуировки «СЛОН» в советском тылу за глаза хватит, чтобы меня первый же мент начал трясти как грушу. А, уж прочий иконостас… Майер даже привел фотографа, чтобы тот запечатлел всю эту «красоту». Так что этот вариант отпадает, а жаль! Тут уж я мог покуролесить на все 100! Добраться бы только до своих, а там… А, там меня ждет перспектива нерадостная. Ориентировки на меня давным-давно имеются в любом горотделе и вдумчивый опер достаточно быстро установит, что за птица к ним залетела. Памятуя мой разговор с капитаном, я не питал иллюзий относительно своей способности объяснять необъяснимое. Особенно сотрудникам НКВД. Да и последний приговор, который мне успели вынести, тоже не давал повода для веселья. Наверняка все бумаги по этому поводу успели уйти в тыл, и соответствующим образом где-то учтены. Вот поймают меня территориальные органы НКВД и на вполне законных основаниях поставят к стенке. И ничего я им не докажу. Вот приговор, вот клиент — пожалте бриться! Даже и допрашивать не будут, им и так все уже будет ясно.

Сегодня, вместе с Майером появился еще какой-то деятель. В отличие от Майера, всегда затянутого в военную форму, пришедший был одет в неплохой костюм. И по местным меркам был видимо, достаточно крут, так как даже невозмутимый Готлиб Карлович как-то слегка стушевался и быстро исчез из палаты.

— Здравствуйте господа, — деятель присел на стул, где обычно располагался Майер. Тот сегодня занял позицию у двери, где часовой заранее поставил еще один стул.

— Как ваше здоровье, господин Манзырев?

— Получше уже, могу вставать и ходить, хотя голова еще болит временами. Повязки сняли, и рана в боку уже не так беспокоит.

— А, ваше, господин Козырев? — это он уже к Кресту.

— Дак… Нога еще болит, но сидеть тут уже без дела надоело. И так, почти полтора месяца здесь кантуемся.

— Что, простите? — деятель приподнял бровь.

— Ну, сидим тут, прямо как на следствии.

— Это вы правы — кивнул головой пришедший. — Следствие, действительно имело место быть.

— Так… Что ж расследовать, мы ж тут все в бессознанке были, когда ваши войска пришли?

— Видите ли, — деятель обращался уже к нам обоим. — Обстоятельства вашего попадания в госпиталь действительно, были весьма драматическими. Не скрою, это сыграло свою роль в том, что вы попали именно сюда, а не в лагерь для подозрительных лиц. Да, мы проводили проверку. И, могу вам сообщить, что мы ее окончили.

И, что? Что он вдруг молчит? Чего такого им удалось накопать? А, что-то накопали, это очевидно. Где же я прокололся? А, в том, что прокололся именно я, сомнений не было никаких. Крест тараторил как пописанному, и в отличие от меня, тему знал досконально. Сейчас он начнет меня колоть и тут уж не отбрешешься больной головой и потерей памяти. Этот деятель — не чета Майеру, видно хватку оперативника. Вон и сел так, что глаза у него в тени, а нам солнышко из окна прямо по рылу лупит. И какие мы имеем на руках козыри? Татуировки и мое уголовное дело? Так, это они уже все изучить успели. И что у нас еще есть? Похоже, что ничего, кроме вилки под матрацем. Я ее, чисто инстинктивно приватизировал еще неделю назад. Как чуял… Странно, вот и Крест напрягся, он что, тоже где-то накосячил?

— У нас еще остались несколько вопросов к вам, господа. Это нужно для того, чтобы понять — что нам с вами делать дальше? Своих уголовников у нас хватает и без вас и факт того, что вы сидели в тюрьме, еще не делает из вас борцов с Советской властью, как с таковой. Как это говориться? Враг моего врага — мой друг? Так будет ли моим другом человек, обворовавший моего врага? С таким же успехом он может обворовать и меня.