Первый скрэб со злостью клацнул клыками:

— Ударили б нам в спину или не ударили, этого знать никому не дано. А вот то, что битву мы проиграли, это факт. — Лоб и левую щеку говорившего пересекали рубцы старых ран. Еще десяток шрамов можно ныло разглядеть на руках и плечах карлика. Похоже, скрэб был опытным воякой и знал, что говорил.

— Да как было не проиграть, Лонг! Черный Человек из Хелле нарушил свое слово, пропустил-таки к недомеркам подмогу из Малого Мидгарда. Сотни гномов! С гномами шутки плохи...

— Я не отступил бы и перед гномами, — ответил Лонг, гвардеец со шрамом. — А этому Черному Человеку я не верю. По его милости мы не только проиграли битву, но несколько дней назад потеряли две сотни наших лучших солдат. Да что солдаты, пропал сам родовой...

— Не ропщи! — укоризненно оборвал Лонга гвардеец, сетовавший на гномов. — Жрецы закляли нас словом Нидхегга подчиняться Черному Человеку...

Гвардеец Лонг сделал презрительное лицо и буркнул:

— Я готов умереть ради Нидхегга, но Черный Человек — не дракон. Он многое обещает, но большинство из этого — ложь... Эх, столько сил угрохали, а добыча — всего шестеро людишек. Жаль, что не удалось захватить бестию или вурдалака...

Он сплюнул, покосился на юношу и сказал:

— Что-то мой олух затих, надо взбодрить.

Скрэб подошел к пленнику и, несильно размахнувшись, хватил его дубиной по ягодицам. Юноша вскрикнул, непонимающе закрутил головой и громко запричитал:

— Чем я заслужил такую муку? О господи! Кто-нибудь, умоляю, объясните, что я должен делать?! Я вас не вижу, вы молчите, как же я могу выполнять то, не знаю что?

Скрэбы-охранники рассмеялись.

— Они или слепые, — прошептал Капунькис, — или...

— Или их притащили из Большого Мидгарда, — закончил Бурунькис мысль братца. — По-моему, они скрэбов не слышат и не видят.

— Похоже на то... Что он говорит? — спросил братца Капунькис.

— Разве поймешь? Говорит-то он на языке Большого Мидгарда, а у меня не было времени этот язык хорошо выучить. Жаль, что он не знает «эхт»!

— Ну вот, из-за твоей лени мы не узнаем важных сведений, — осуждающе заметил Капунькис.

Хвост колонны втянулся наконец на поляну. Гвардейцы пинками усадили пленников на землю, сами расселись вокруг них.

— Пошли ближе, — предложил Бурунькис. — Отсюда ничего не слышно.

Крадучись через кусты, братья подползли к поваленному дереву и залегли и пяти метрах от гвардейцев охраны.

— Это все ты виноват, сказал один пленный юноша другому зря нее задушили тебя призраки. Может, тогда все вышло бы иначе.

— Так кто же знал, что так выйдет? — огрызнулся пленник, которого охранник - скрэб огрел дубиной. — А тебя, Вальтер я силой не тащил — кто, как не ты, предложил посмеяться над Генрихом?

— Я предложил, а ты, Клаус, потащил! Не чувствуешь разницу? Ну ничего, как только увидим кого-нибудь и сможем о ним объясниться, я тут же доложу, что это ты всех ловушку затянул. И повесят тебя, Клаус, как предателя, на суку.

— Не смей называть меня предателем! — взъелся Клаус Вайсберг. — Еще неизвестно, кого первым вздернут на суку: тебя или меня.

— Перестаньте! — вскрикнула одна из девочек. — Мы сейчас должны держаться все вместе, а вы вот-вот перегрызете друг другу горло. Какая разница, кто был виноват? Это уже в прошлом. Надо думать о том, что ждет нас дальше, как спастись.

— Ах, Тереза, как тут спасешься? — Клаус Вайсберг обреченно махнул рукой. — Полиция в лесах не водится. Да и людей не видно. Глушь. Кричи не кричи — никто не услышит.

В этот момент сквозь охрану к пленникам попытался пробраться один из раненых скрэбов.

— Куда прешь? — рыкнул, вскакивая на ноги, гвардеец.

— У меня раны кровоточат, — прохрипел карлик. — Мне нужна повязка. На пленниках много одежды. Никто не обеднеет, если я заберу у них одну тряпку.

Назад! — рядом с гвардейцем встало еще трое скрэбов. — У нас приказ — пленников охранять как зеницу ока. Пленников и все, что на них.

— Да на что им одежда? — возмутился раненый. — Двух дураков скормят дракону, а девок отдадут Убийце Хоркунда.

— Это никому не известно. Возможно, император заберет себе и тех и других. Убирайся!

Гвардейцы угрожающе подняли дубины. Раненый сплюнул, отступил и, усевшись на землю, принялся, точно пес, зализывать на руке рану.

Бурунькис с Капунькисом переглянулись.

— Что будем делать? — спросил Капунькис.

— Лучше всего незаметно убраться, поспешить к королю и сообщить о скрэбах. Реберик пошлет армию и разгромит их. От пленных мы много важного узнаем.

Второй глюм покачал головой:

— Нет, это долго. Ведь раз карлики возвращаются из Большого Мидгарда, значит, какие-то Врата еще открыты. Нам надо захватить одного зеленошкурого в плен, допросить его и, если что, попытаться прорваться в Большой Мидгард через Врата скрэбов. Я уверен, что Генрих легко справится и с великанами, и со скрэбами, и с Убийцей Хоркунда. Надо только ему сообщить о нашей беде.

— Как же мы захватим пленника, если нас всего двое? — удивился Бурунькис. — Карлики сотрут нас в порошок.

— Не сотрут. Во-первых, они уставшие и за нами не угонятся. Во-вторых, мы нападем на скрэба из стражи и, пока к нему подоспеет помощь, все выведаем.

Стражник, на которого пал выбор глюмов, стоял, прислонясь плечом к дереву и опираясь рукой на дубину. Он внимательно смотрел в просвет между деревьями, лишь изредка поворачивая голову то в одну, то в другую сторону. Командир выдвинул его метров на двести от лагеря, и с такого расстояния ни он, ни его товарищи в лагере видеть друг друга не могли.

— Здоровый он, проворчал Бурунькис. —Боюсь, нам с ним не сладить.

Чепуха! Я схвачу его за ноги, чтоб не сбежал, а ты в это время стукнешь его рукояткой меча по голове. Только тебе надо будет хорошенько подпрыгнуть.

— Не так то легко в прыжке оглушить.

Конечно, нелегко. — Капунькис понимающе кивнул, — но выбора все равно нет. Сейчас мы подберемся поближе, а как останется метров пять, мы и кинемся на дурака.

— Только команду подам я, предупредил Бурунькис.

— Нет, я.

— Раз бить придется мне, значит, и команду подам я.

— Ладно. А какая будет команда?

— Я крикну: «Хоп!» И ты хватай скрэба за ноги.

Договорившись, глюмы перебежками — от дерева к дереву — стали приближаться к намеченной жертве. Хотя они старались двигаться бесшумно, но листья то и дело шуршали под ногами, а иной раз потрескивали сухие ветки, присыпанные листвой. Но тугоухий скрэб ничего не слышал. Он время от времени переминался с ноги на ногу, зевал.