Нянечка обнаружила меня через пару минут, принялась кудахтать, успокаивать. Это была очень большая и добрая женщина. Она дала мне стакан с водой, потом помогла умыться. Благодаря её поддержке, я окончательно пришла в себя и смогла выйти обратно в группу, наплевав на то, как выгляжу: покрасневшее лицо, опухшие глаза. Без разницы, что он подумает. Пусть катится ко всем чертям!

Я обнаружила своего неприятного подопечного… на коврике возле шкафов с игрушками. Он пытался втереться в доверие к моим малышам и активно изображал увлечённую игру. Они посматривали с интересом, но подойти и включиться опасались.

— Ярослав Дмитриевич! — позвала я его и поманила жестом.

Вопреки моим ожиданиям, молодой человек тут же подскочил и приблизился ко мне. Его взгляд внимательно скользил по моему лицу, отчего становилось неловко, но я не отвела глаз:

— Давайте сделаем, как вы просили, я согласна.

— О чём это ты? — нахмурился парень.

— Запишем сегодня несколько видео — и можете больше не являться.

— Во-первых, приходить мне всё равно придётся — на входе охранник будет фиксировать. А во-вторых, я передумал.

Я остолбенела.

— Что?! Почему?

Он пожал плечами:

— Хочу проверить, на что я способен.

О нет, только не это! Я ужасно перепугалась, потому что отчаянно не желала больше видеть этого человека рядом с собой, особенно ежедневно и подолгу.

— Может быть, вы проверите это где-то в другом месте?

— Ага, подставлюсь перед отцом, просто чтобы сделать тебе приятно!

Вот мерзавец… Я неприязненно скривилась.

— Слушай, Анастейша, я не собираюсь тебя доставать или ещё как-то портить жизнь. Извини, что сорвался и нагрубил, но ты тоже хороша… Предлагаю заключить договор о взаимном запрете на личные оскорбления, — и он протянул мне раскрытую широкую ладонь.

— Ладно, договорились, — кивнула я, но руку в неё не вложила. Не хочу к нему прикасаться. — Но вы уверены, что хотите провести месяц в этом "гадюшнике"?

— Вообще не уверен, но хочу попробовать. Вдруг зайдёт.

— Хорошо…

Я всё ещё сомневалась, но — куда деваться? Конечно, я не являюсь ни сотрудником детдома, ни представителем власти, который обязан подчиняться всяким там постановлениям и тянуть лямку, обеспечивая отбывание наказания этим неприятным юношей, однако ссориться с мэром или теми же блюстителями порядка — так себе затея, всё-таки учусь на бюджете в универе и живу в общаге. Да и без этого при желании можно испортить жизнь любому гражданину.

Поэтому я вздохнула и попросила Анну Ивановну позвать местного завхоза, чтобы он загрузил Ярослава какой-нибудь физической работой. Однако тут же выяснилось, что у Саныча сегодня "выходной" (это значит, что вчера был весёлый вечер), и он будет не раньше послезавтра, поэтому мне придётся придумывать задания самой.

Тем временем Ярослав пошёл в атаку: принялся ловить детей по всей комнате и пытаться взять их на руки. Малыши уворачивались и убегали, а когда ему наконец удалось схватить одного мальчика, то он расплакался и опИсал агрессору футболку.

— Пипец! — выругался Мелехин-младший. — Они чего дикие-то у вас такие?

— Это одинокие дети, — терпеливо объяснила я, показывая, как застирывать одежду в раковине.

Ярослав стоял рядом, голый по пояс, и я очень старательно отводила глаза от его обнажённого торса. Он не то чтобы поражал мускулистостью, но взгляд притягивал. Крупные, классических квадратных очертаний грудные мышцы, плоский пресс — без кубиков, но подтянутый, шевелящиеся от любого движения рук бицепсы… честно признаться, я такого вживую не видала никогда. У нас в деревне, конечно, ходила на речку купаться, но мальчишки там были сплошь тощие, непредставительные — на них даже смотреть не хотелось.

Я сглотнула и продолжила объяснять:

— Многих с самого рождения никто не трогал, кроме как чтобы памперс сменить или переодеть.

— Но на тебя-то они с ногами залезают, с разбега! — возразил Ярослав.

Я пожала плечами:

— Уже привыкли, я давно тут ошиваюсь. Этим детям очень трудно довериться взрослым, это результат длительной сенсорной депривации.

— О, это мне знакомые слова! — самодовольно ухмыльнулся парень, явно намекая на что-то, не связанное с детским домом, но я не стала заострять на этом внимания. Похвалила его:

— Молодец! — и вручила мокрую футболку.

Он посмотрел на неё с недоумением:

— И что мне с этим делать?

Я пожала плечами:

— Наденьте, на вас высохнет. Ну или повесьте на солнышке.

Анна Ивановна принесла нам одёжки Лёни, который наделал мокрых дел на Ярослава, а я протянула их пострадавшему:

— Нате, вот, простирните.

— Я?! — столько возмущения, будто я предложила ему залезть в ядерный реактор без защитного костюма. — Почему я?

— Вообще-то это вы напугали ребёнка, из-за вас он опИсался!

— Я не стану этим заниматься! — надулся молодой человек и скрестил руки на груди.

А мне пришла в голову гениальная мысль: вот как вытурить этого монстра с моей территории! Надо давать ему неприятные задачи. Я прищурилась и упёрлась руками в бока:

— Что-то я не припомню, чтобы инспектор разрешал вам отказываться от заданий, которые я даю! Может быть, мне позвонить вашему папе и уточнить?

Ярослав тоже прищурился, поджал губы и резким движением выхватил у меня вещи, а потом брезгливо бросил их в раковину и включил воду.

— Ручками, ручками! — наставляла его я. — Надо намылить, иначе запах мочи останется!

Скрежеща зубами, Ярослав взял в руку хозяйственное мыло и поелозил им по маечке.

— Да, да, — подбадривала я. — А теперь возьмите их в руки, потрите ткань о ткань и прополощите. Помните, как я показывала?

Я была почти уверена, что он сейчас бросит этот ужасный рассохшийся коричневый брусок в раковину или на пол, отряхнёт руки и, послав меня куда подальше, покинет детдом навсегда. Но сын мэра оказался полон сюрпризов. Он действительно прополоскал вещички — небрежно, неприязненно кривясь, но довёл дело до конца и отжал так, что ветхая ткань затрещала, а потом протянул выстиранную одежду мне.

— Что ж, — пробормотала я, расправляя шортики и стараясь сдержать улыбку. — Возможно, вы не так безнадёжны, как мне показалось сначала.

Ярослав

— Бать, это нереально! — начал я с уверенного, даже строгого тона. — Эта зараза заставляет меня обоссанные детские портки стирать! А не пошла бы она в баню или ещё куда подальше?

Отец только посмеивался, негромко, но злорадно: