дававшую ей спокойно дышать. Отправляясь тем вечером на ночные бдения в пик зимнего солнцестояния, отчаянная искательница даже не подозревала, какие неожиданности может принести одна единственная бессонная ночь.

Глава 2

После жёстких и грубых форм мира Игры облик родного города всегда казался Врану хрупким и беззащитным. Здания, словно сделанные из облаков, парящие в небе сады и окутанные радужной дымкой водопады, а ещё непрекращающееся ни на секунду движение эфирных потоков, превращавших сам воздух в разноцветную карусель. Адаптация к этим вроде бы привычным элементам городского пейзажа с каждой следующей миссией требовала всё больше времени и ментальных усилий. Игровой психоз, так это называли медики, проводящие реабилитацию вернувшихся с задания сталкеров. Впрочем, адаптироваться к реальности Игры для аэров было ещё сложнее, поэтому доступ в игровой мир для жителей Аэрии был строго ограничен во избежание проблем с психикой. А в отряды спасателей отбор был вообще запредельно жёстким, ведь сталкерам приходилось постоянно перемещаться из одного мира в другой.

Здание Совета Пятёрки на изменчивом текучем фоне остальных городских строений радовало глаз своей монументальностью. Вран невольно усмехнулся, вспомнив, как его раньше раздражала эта неподвижная махина, какой неуместной безвкусицей казались эти гладкие стены и контрастные цвета. Сейчас он был благодарен архитекторам безобразной уродины за их предусмотрительность. После игровой миссии здание Совета было, пожалуй, единственным элементом городского ландшафта, который позволял взгляду сконцентрироваться и немного отдохнуть от непрекращающегося движения. Возможно, это здание специально сконструировали таким образом, чтобы оно служило как бы шлюзом между двумя мирами и соединяло в себе черты обоих.

До встречи с куратором оставалось ещё довольно много времени, и Вран направился в зону отдыха, чтобы глотнуть чего-нибудь бодрящего. Пребывание в мире Игры приводило к временному снижению когнитивных функций ума, и на их восстановление уходило гораздо больше времени, чем на этот раз ему отпустило начальство отряда спасателей. Поскольку Врану совершенно не улыбалось выглядеть перед куратором эдаким тупицей, неспособным управлять своей интуицией, то следовало заранее озаботиться вопросом стимулирования реабилитации. Впрочем, его усилия, скорей всего, были пустой тратой времени, поскольку срочный вызов в штаб отряда мог означать только одно — новую миссию.

Вид с открытой площадки, куда Вран вышел с бутылочкой крепкого зартана, был великолепен, особенно, после казематов инквизиции, в которых ему пришлось провести несколько дней перед встречей с клиентом. Да и завершение миссии на костре инквизиции тоже вряд ли можно было назвать забавным приключением. Своё знакомство с инквизиторскими приёмчиками Вран до сих пор не мог вспоминать без содрогания, хотя вроде бы уже успел пройти стандартную процедуру реабилитации. Впрочем, никто и не обещал ему весёлую прогулку по игровой реальности. Вран давно уже понял, что настоящая работа сталкера имеет мало общего с легендами из городского фольклора, в основном, это тяжкий труд, лишения, боль и грязь. С мечтами о героических подвигах он распрощался, когда ещё был кадетом. Мудрые и строгие учителя позаботились о том, чтобы выбить эту романтическую чушь из его головы на самых ранних этапах обучения.

И всё же сталкеров никак нельзя было назвать закоренелыми циниками, они подвергали себя тяжким испытаниям мира Игры отнюдь не только за солидное вознаграждение, положенное им за каждую успешную миссию, но и потому, что считали спасение потерявшихся игроков своим призванием. Всем им нравилась эта непростая работа, и тем не менее мало кто из сталкеров задерживался в отряде дольше, чем на три-четыре цикла. Официально это называлось выгоранием и объяснялось истощением психики из-за частых переходов между мирами, но в сталкерской среде гораздо популярней была другая версия ухода коллег в отставку. Поговаривали, что со временем Игра начинала засасывать спасателей не хуже, чем тех игроков, которых они насильно вытаскивали в родной мир. Погружение в игровую реальность становилась для сталкеров своего рода наркотической зависимостью, от которой уже невозможно было избавиться.

Куда девались спасатели после выхода в отставку, оставалось тайной как для их коллег, так и для остальных аэров. Разумеется, об этом знали члены управляющих кланов Пятёрки и, возможно, верхушка оперативного управления Аэрии, но они не спешили делились опасной информацией с рядовыми обывателями, видимо, из соображений безопасности. Вполне вероятно, что тут не было никакой зловещей тайны, просто бывших сталкеров обязывали сохранять инкогнито после выхода в отставку, дабы не вызывать ажиотаж среди неподготовленной к их откровениям публики. По крайней мере, Врану хотелось верить именно в эту версию. Впрочем, до его персональной предполагаемой отставки было ещё очень далеко, так что этот вопрос был для него чисто умозрительным.

— Ясного неба тебе, Вран, — раздался за спиной размечтавшегося сталкера незнакомый голос.

— Лёгкой дороги, — на автомате отозвался тот, оборачиваясь к неожиданному собеседнику. — Извини, не могу тебя вспомнить, адонэ, — прибавил он, встретившись взглядом с незнакомцем. В здании Совета можно было запросто наткнуться на какого-нибудь высокопоставленного чиновника, а то и на члена одного из кланов Пятёрки, поэтому Вран счёл вполне уместным вежливое обращение «адонэ», что в мире Игры было бы эквивалентом слова «господин».

— Какая же у тебя короткая память, — рассмеялся незнакомец, — а ведь совсем недавно мы с тобой болтали вполне по-дружески, правда, при не слишком весёлых обстоятельствах. Кстати, отвечаю на твой последний вопрос: ты прав, кричать от боли совершенно бесполезно. Не помогает.

— Мэтр Корнелиус, — Вран нацепил на своё лицо благодушную улыбку, хотя на самом деле не испытывал ничего, кроме досады. В принципе, встречаться с бывшими клиентами в родном мире сталкерам не запрещалось, но из рассказов своих коллег сталкер знал, что обычно такие встречи ничем хорошим не заканчивались. Методы спасателей были, как бы это помягче сказать, довольно радикальными, поэтому большинство спасённых впоследствии испытывали к ним острое чувство неприязни. — Могу я узнать твоё настоящее имя? — вежливо поинтересовался он.

— Фара̀с, — представился навязчивый собеседник. — Вижу, ты уже готов к новым подвигам, коли явился в ставку спасателей.

— Хотелось бы верить, что это будет новое задание, а не выволочка за старое, — Вран бросил испытывающий взгляд на бывшего клиента. — С тобой всё в порядке, Фарас? Твоя психика не пострадала во время перехода?

— Я здоров, — успокоил своего подозрительного собеседника спасённый, — насколько это вообще уместно утверждать в отношении переселенца из другого мира. Можешь не опасаться выволочки, в моём отчёте нет никаких претензий к вытащившему меня сталкеру. Однако кое-чего я всё-таки не понимаю и не готов просто забыть. Почему ты морочил мне голову баснями о спасении? Мог бы прямо предупредить, что костра мне не избежать ни при каких обстоятельствах.

— Прости, я не успел, — Вран не слишком умело