прошлом цикле. Не беспокойтесь, сразу после смерти тела, я вытащу Ваше сознание из Игры, только постарайтесь не психовать и сосредоточиться на моём голосе.

Некоторое время Корнелиус молчал, пытаясь взять себя в руки и достойно встретить смерть. Страх отступил, и его место заняла чистая, ничем не замутнённая ярость. Он злился на этого безумца, заставившего его надеяться на спасение, он злился на себя за то, что купился на пустые обещания, и наконец он злился на весь мир, обрекший гениального учёного на позорную и мучительную смерть. Огонь, аппетитно хрустя хворостом, начал подбираться к ногам Корнелиуса, в небо потянулся удушливый чёрный дым, в котором чувствительный нос алхимика без труда уловил запах горелого мяса. Поскольку сам он пока не ощущал обжигающих прикосновений пламени, то можно было предположить, что это горело тело Врана. Наверное, было даже справедливо, что подлый лжец умрёт первым, но обречённому мэтру вдруг сделалось жутко от одной только мысли, что он останется один на один с убивающим его огнём.

— Вран, Вы ещё живы? — с надеждой спросил он.

— Жив, но похоже, умру раньше Вас, — голос горящего человека ничем не выдавал его боли или отчаяния, это была простая констатация факта. — Не беспокойтесь, разница в несколько секунд или даже минут не имеет решающего значения, я Вас подстрахую в любом случае.

— Мне страшно, — Корнелиус тихо всхлипнул, — это ведь будет ужасно больно.

— Пока терпимо, а как будет дальше, не знаю, — деловито прокомментировал Вран. — Если честно, меня ещё ни разу не сжигали живьём. Возможно, будет легче, если кричать. Говорят, аватарам крик помогает переносить боль, хотя лично я не вижу тут никакой связи. — Его философскую тираду прервал истошный вопль, видимо, огонь добрался наконец до тела Корнелиуса. — И как, действительно легче? — сочувственно поинтересовался Вран, но не получил ответа.

Глава 1

В полутёмной комнате пятачок рабочего стола, освещённый стоваттной лампой, сиял словно маленькое автономное солнышко. В самом центре круга на подставке под лупой переливалась всеми цветами радуги старинная золотая брошь, усыпанная разноцветными камушками. Как ни удивительно, но на лице женщины, которая любовалась через лупу этой неземной красотой, не было заметно никаких признаков восхищения, напротив, её губы кривились в брезгливой гримасе, а в глазах застыло выражение скуки. Сей необычный казус объяснялся очень просто: якобы старинная брошь, отданная на экспертизу недовольной дамочке, оказалась современной подделкой, хотя и весьма талантливой, но всё же копией.

С продукцией этого ювелирного мошенника Василиса сталкивалась уже трижды, и каждый раз её поражала точность, с которой тот воспроизводил технику восемнадцатого века. Единственное, что выдавало подделку — это камни, вернее, их огранка. Она была слишком идеальной, что однозначно свидетельствовало об использовании современного шлифовального оборудования. В остальном все эти драгоценные безделушки были примитивными и безвкусными, похоже, мошенник выбирал объекты для копирования попроще, главное, чтоб смотрелось богато. Его, конечно, можно было понять, ведь сбывалось это добро, как правило, на закрытых частных аукционах, клиентами которых были нувориши, сколотившие свои состояния всяческими противозаконными махинациями и не отличавшиеся наличием вкуса. Истинные ценители прекрасного от этих подпольных распродаж держались подальше, предпочитая проверенных поставщиков.

В последнее время Василису всё чаще посещали сомнения в целесообразности экспертизы этих бездарных поделок, в конце концов, золото и камни были настоящими, а об их происхождении можно было наплести любую историю. Однако хозяйка частного аукциона, которая периодически подбрасывала ей халтурку, придерживалась иного мнения, за репутацию своей конторы она готова была перегрызть глотку любому конкуренту. Это было тем более странно, что в остальном у сей бойкой бизнесменши не имелось ничего подлинного, начиная с лица и фигуры, не раз побывавших в руках пластических хирургов, и кончая именем Кларисса, которое исходно было Клавой. Впрочем, Василисе было плевать на этические закидоны своей нанимательницы, лишь бы исправно платила, ведь на зарплату реставратора старинных рукописей исторического музея прожить молодой женщине не представлялось никакой возможности.

Идея открыть частную лавочку по экспертизе старинной ювелирки родилась в голове её отца, который и сам был неплохим мастером всякого рода имитаций «под старину». Он-то и обучил дочурку секретам своей профессии, а заодно ввёл её в круг продавцов и держателей аукционов. Полученные от папочки навыки оказались на удивление востребованными, и очень скоро Василиса забыла про необходимость считать каждую копейку до зарплаты и экономить буквально на самом необходимом. Она даже начала прикидывать, не уволиться ли из музея, но решила пока повременить с планами по кардинальной переделке своей жизни. Работа реставратора вовсе не была обременительной, да и доступ к архивам уникальных рукописей сам по себе был для Василисы немалой ценностью.

Наверное, если бы в руки самопального эксперта хоть изредка попадали действительно изысканные вещицы, ей бы даже в голову не пришло роптать. Увы, её работодатели, похоже, имели дело с продукцией отнюдь не художников, а бездарных ремесленников. Художественная ценность этих изделий, по мнению Василисы, была близка к нулю, и было бы справедливо продавать этот ширпотреб по стоимости материалов, из которых он был изготовлен. Убрав очередной «шедевр» ювелирного промысла в сейф, Василиса принялась за отчёт по экспертизе для Клариссы. Когда работа уже практически была сделана, дверь кабинета тихо скрипнула, и на пороге появился её отец.

— Васька, ты уже закончила с брошкой? — Афанасий Петрович, так звали родителя Василисы, бросил быстрый взгляд на экран монитора и удовлетворённо кивнул. — Опять наш спец по подделкам?

Василиса привычно поморщилась от застарелой обиды на фамильярное обращение папочки. Ну вот какой смысл называть свою дочь красивым старинным именем, чтобы потом превратить его в кошачью кличку? Самое обидное, что Васькой её называл не только отец, но и практически все знакомые, включая мужчин, которых Василиса впускала в свою жизнь. С некоторыми из них она даже порвала отношения из-за «Васьки». При этом внешне в Василисе не было ничего кошачьего, разве что зелёные глаза, но и те были скорее бирюзового оттенка, без желтизны. Копна кудряшек цвета горького шоколада, унаследованных ею от бабушки, ничем не напоминала гладкую кошачью шёрстку, а высокие скулы и нос с лёгкой горбинкой ассоциировались, скорее, с профилем птицы, нежели с мордочкой пресловутого домашнего питомца. Несмотря на это, кошачья кличка приросла к Василисе намертво, словно кто-то пришил её суровыми нитками.

— Это уже третий экспонат за месяц, — пожаловалась она на свою тяжкую долю. — У меня такое ощущение, что эту безвкусицу клепает не один человек, а целая мастерская.

— Может быть, и так, — отец задумчиво кивнул, — но нам ведь это даже на руку, правда? Чем лучше они